С того дня и после. Срубленные зимой. 2 повести

Странности продолжались‚ и это уже не веселило.

1

"На помощь Твою уповаю‚ Господи! Уповаю‚ Господи‚ на помощь Твою! Господи‚ на помощь Твою уповаю!.."

Куда-то бежали люди. Хмуро. Молча. Упрямо. Ощетинившись локтями. С чемоданами в руках. С детьми. Со стариками и инвалидами в каталках. По голой‚ пустопорожней степи.

Как спасались.

Пинечке бежал вместе со всеми‚ подхваченный потоком. Собака бежала – хвост понизу. Кошка – навострив уши. Насупленный петух.

Словно ужас позади. Пасти разинутые. Бездна кромешная.

Бежали – тяжело дышали.

– Это что? – спрашивал Пинечке на бегу‚ на что-то еще надеясь. – Это зачем? Кто-нибудь ответит?..

Но им было не до него.

Полюднело. Загустело. Стало кучнее‚ толкуче‚ невпроворот. Толпа суживалась‚ сплющивалась без видимых причин‚ как с боков огороженная неодолимой прозрачностью‚ густой потревоженной массой скапливалась возле невидной горловины‚ бурлила‚ закручивалась водоворотами‚ туго продавливалась на ту сторону.

Отдавливало ноги. Обрывало пуговицы. Колотило в спины: нервно‚ суматошно‚ до слезливой истерики. Пинечке отжался в сторону‚ и мимо него‚ работая локтями‚ протиснулась женщина с потерянными глазами. Мятая‚ потная‚ в сбитой на макушку шляпке‚ в перекособоченном пальто. Видно было‚ что она безнадежно опоздала‚ опоздала еще до начала спешки‚ и истерически наверстывала невозможное. И Пинечке ее пожалел.

"На избавление Твое надеюсь‚ Господи! Надеюсь‚ Господи‚ на избавление Твое! Господи‚ на избавление Твое надеюсь!.."

Стояла поодаль будка. "Справочное бюро". Куксился за стеклом мужчина – пиджачок в рыжую крапинку‚ как обметанный скарлатинной сыпью. Напевал с вялой грустью:

– Распечальная кручина – не пощипана лучина...

Пинечке присмотрелся – Змиев! Степан Змиев‚ бывший секретный солдат.

– Стёпкеле‚ что случилось? На вас лица нет!

– А что на мне есть? – сказал Змиев и повертел в руках стреляную гильзу. – Пулемет отобрали‚ обмундирования лишили‚ пищевое довольствие передали другим. Служил отечеству со всевозможным усердием‚ был прежде яко телец упитанный‚ а ныне – сижу в Туле да ем дули. Отощал‚ с лица спал‚ в штанах себя не нахожу.

– Почему так‚ Стёпкеле?

– Переходим на свободный рынок. А на рынке меня – завались.

Набежал от горловины беженец с чемоданом‚ закричал в отчаянии:

– Гражданин человек! Моторы уже прогревают! Поясами пристегиваются! Где тут сдают память? И кому?..

– Ишь‚ хитрый какой‚ – сказал Змиев. – Кому она нужна‚ твоя память? Прогревайся давай и взлетай к чертовой матери‚ пока выпускают.

– Как же я буду взлетать‚ когда повисло на мне – не стряхнуть? Ой‚ как же?!

И улыбался от ужаса.

Но Змиев его не понимал и потому уже ненавидел:

– Ряжки наели... Чемоданы накопили... Гражданин‚ поди прочь.

– Стёпкеле‚ – спросил Пинечке. – Куда это народ продавливается‚ если не секрет?

– Это не секрет‚ – ответил Змиев. – И это не народ. Открыли для них калитку‚ вот и утекают. Жил бы отец‚ он бы им показал Землю Обетованную. Колыма–Воркута‚ далее везде. Он бы им кишки на барабан намотал. С занесением в личное дело.

– Разбегаются... – взвизгнул беженец. – Шасси убирают... Заберите немедленно! Места перехоженные! Чувства накопленные! Лица обласканные!.. Заберите! Навечно и без остатка!!

– Ох‚ – сказал Змиев с великой мукой. – Где же ты‚ мой друг-пулемет? Как я по тебе исстрадался...

И пальцем дернул привычно‚ как на гашетку нажал.

Пинечке подошел поближе к толпе‚ привстал на цыпочки‚ чтобы заглянуть через горловину‚ а оттуда плач прощания‚ скрип чемоданных ремней‚ рев самолетов на взлете.

– А если и я‚ Стёпкеле? Если и я‚ и я.

– Давай‚ – разрешил Змиев. – Пользуйся. Теперь всё одно. Отца на кобеля променяли. Отца народов! А он‚ между прочим‚ цены снижал. – И добавил в раздумье: – Переворот‚ что ли‚ устроить?

Снова нажал на гашетку и держал так долго.

2

Пинечке сделал шаг к горловине в смятении и замешательстве‚ зажмурился от душевного содрогания‚ зашептал сухими губами:

– Господи Милосердный! Опора в страданиях! Царь над царями царей! Ты же знаешь‚ я не часто Тебе надоедал‚ я совсем не надоедал Тебе‚ Господи! В первый раз прошу: дай мне войти‚ и пройти‚ и насладиться хоть напоследок! Я раньше начал страдать‚ Господи‚ я настрадался не меньше‚ наверное‚ этих‚ теперешних‚ – так позволь разделить их радости! Я же еще не старый‚ и я многое сумею сделать там‚ в той Земле. Я буду петь на их свадьбах и прыгать в восторге до неба. Я буду плакать на их похоронах и слезами утешать осиротевших. У меня есть руки – я буду работать. Обитающие там – Твои соседи‚ Всевышний‚ а потому дай войти и пройти четыре шага‚ хотя бы четыре по обещанной Земле. Взглянуть‚ потрогать‚ языком лизнуть‚ упасть в прах ее‚ запахи унюхать‚ услышать ее шорохи...

Но омерзительным звуком затрещал телефон. На столбе. Посреди степи. Просьбу заглушил отчаянным перезвоном.

Пинечке шагнул‚ притянутый властным повелением. Взял трубку‚ прислонил к уху.

– Алло! – закричало оттуда в недобром раздражении. – Алло-алло! Это куда я попал?

– А кто вам нужен?

– Мне все нужны. Как звать?

– Пинечке.

– Какой еще Пинечке? – заругалось. – Междугородняя? Междугородняя?! С кем ты меня соединила?

– С кем просили‚ – ответила неласково междугородняя.

– Ух‚ междугородняя‚ ты у меня дождешься! Вот я приду за тобой‚ междугородняя‚ в синем пламени да с косой наточенной! Вот ты у меня повертишься!..

– Не пужливая‚ – сказала междугородняя и отключилась.

Помолчало. Посопело в трубку. Посоображало и взорвалось криком:

– Пинечке?! Ты как сюда попал? Черт! Тебе же мертвым быть сто лет назад!.. Вечная у них неразбериха! Кто тебя пропустил в будущее?

– Это не будущее‚ – сказал Пинечке. – Мусора полно‚ толкотни и безобразия.

– Стой там‚ – приказало. – Стой – не двигайся. Сейчас за тобой придут.

– Мне на ту сторону! – выкрикнул Пинечке в отчаянии. – Если уж я дошел‚ если уж ворота отворились‚ так и я тоже. В Землю обещанную!

– Нет! И не надейся. Эти ворота не для тебя. Тебе до них не дожить.

И отключилось.

– Это что было?

– Это то было‚ – сказал папа. – Это‚ Пинечке‚ твоя смерть.

Он уходил по степи‚ не разбирая путей‚ одинокий‚ заплаканный и несчастный‚ и звери поспешали следом. Шли вместе‚ застигнутые врасплох‚ малой‚ затерянной кучкой: звери с легкостью – под уклон‚ Пинечке с натугой – в гору.

– Это ты напоследок‚ Пинечке‚ – пояснила мама. – Это тебе в одиночку. К Богу всегда подъем.

А сил уже нет. И тяжесть на плечах‚ как мешки навесили. И горы Тьмы на пути‚ горы Мрака‚ угрюмые‚ скалистые‚ с вечными снегами‚ о которые преломляется ветер. Не обойти‚ не осилить. "Господи‚ полный милосердия! Одевающий нагих и поддерживающий падающих! Выдал Ты мне в избытке радостей по жизни‚ выдай напоследок и радость смерти. Чтобы уйти‚ как жил‚ в лучшие свои минуты."