Сергей Юрченко - Скопец, сын Неба

-И поэтому они скрывают своего бога?

-Так точно. Этот бог только для них. Присутствие постороннего оскорбляет его.

-Какой недружелюбный бог!- была разочарованна Прокула.- Но я вовсе не хочу оскорблять их бога! Быть может, я приму их веру?

-Это вряд ли, дорогая, - скептически заметил Пилат расшалившейся жене.

- Они тебе не нравятся.

Пилата это замечание позабавило.

-Было бы странно, если бы они мне нравились. Еврей может нравиться только еврею. Хотя женщины у них бывают красивые.

-Значит, ты не против их женщин? - усмехнулась она.

-Я думаю, у женщин вообще нет нации. Это им внушают мужчины.

-Но я - римлянка!

-Ты - своенравная женщина.

-Я - женщина Рима!

-Вот именно! Рим тебя сделал такой. А еврейские жены полностью покорны своим мужьям. Пожалуй, это единственное, что мне нравиться в их религии.

-Конечно! Ты хотел бы усадить меня за прялку.

-Самнитские женщины только этим и занимаются.

Прокула захлопала в ладоши.

-Ага, вот ты и попался на противоречии! Какие самнитские женщины, если у них нет нации?

-Ничего я не попался, - возразил он,- самнитские женщины - это жены самнитов.

-Где они, твои самниты? Все они теперь граждане Рима.

-Это так. Но кое-что мы еще помним, - помрачнел на мгновение прокуратор.

Ему не удалось отговорить Прокулу от турне по Палестине. К преторской центурии присоединились летняя губернаторская коляска и повозка, в которой ехали старая нянька Прокулы и евнух - камергер. Паломники на дорогах с любопытством и неодобрением взирали на эту кавалькаду, видя в роскошной коляске полуобнаженную, с непокрытой головой язычницу, будто царица Савская ехала совращать царя Соломона с пути праведного. И опять станет Израиль кадить чужим богам, которые не сохраняют народы от времени.

По прибытии в Иерусалим Прокула тут же взошла на юго-восточную башню крепости Антония, которая возвышалась даже над золотой крышей Святилища. Выше ее была только башня Фазаила на Сионе.

-Иерусалим - красивый город, - заключила она, вернувшись в дворцовые апартаменты крепости. - Почему тебе он не нравится?

-Здесь даже мухи мрут от скуки.

-Я видела амфитеатр и ипподром.

-Заросшие травой. Здесь все под запретом, - ворчит Пилат, изучая отчеты местного квестора, который почтительно стоит тут же, рядом с трибуном Лисием, начальником иерусалимского гарнизона.

-Все городские налоги выплачены своевременно, господин, - уточняет квестор, видя, что бумаги только раздражают прокуратора.

-Хорошо, - Пилат отталкивает от себя муниципальные свитки, и они катятся со стола.

Квестор суетливо бросается их подбирать.

Прокула тоже замечает плохое настроение своего мужа и обращается к трибуну, который невозмутимо ждет распоряжений.

-Вам тоже не нравится этот город?

-Я привык, госпожа, - вежливо отвечает Лисий.

-Я заметила какой-то беспорядок в Храме.

-Беспорядок был, госпожа, - подтверждает он. - Ранним утром. Но он был устранен. Вы видели лишь его последствия. Вам ничто не угрожает, госпожа.

Прокула удивленно поднимает брови. Она даже не предполагала, что ей может что-то угрожать среди этих людей, которые режут ягнят перед своим богом.

- Надеюсь, что так! - произносит Пилат. Он уже получил доклад трибуна об утренней операции в Храме и был вполне удовлетворен его решительными мерами. – А теперь, Лисий, прикажите подать нам вина и закусок.

Весь этот день проходит в унылой скуке. Пилат устраивает смотр гарнизону, принимает делегацию городских старейшин, которые что-то от него требуют, но он даже не желает вникать в это вечное недовольство иудеев и выпроваживает их ни с чем. Позже Лисий, накрывший шпионской сетью весь город, докладывает, что Синедрион ищет некоего Иисуса из Назарета, виновника храмовых беспорядков. Пилат и это пропускает мимо ушей. Ночью он плохо спит.

Утренний доклад Лисия не отличается разнообразием. Два солдата в ночном патруле были убиты. В городе полно зелотов, замечено оживление возле резиденции Каифы, но в целом все спокойно. Пилат вяло благодарит его за службу и отпускает. А через час Лисий сообщает ему, что Верховный Жрец просит аудиенции.

-Пусть войдет, - устало соглашается прокуратор.

-Господин, он не может войти в крепость и просит выйти вас.

-Почему?

-Его религия и сан запрещают ему это в Пасху.

-Запрещают в Пасху? Тогда пусть придет после Пасхи.

-Верховный Жрец говорит, что это срочное дело.

-Вы их разбаловали, трибун! Ведь это они хотят говорить со мной, а не я с ними. Почему я должен угождать их религии? - гневно ворчит он.

-Что мне передать им, прокуратор? - с холодной вежливостью спрашивает трибун.

-Ладно, не обижайтесь, Лисий. Я выйду.

Крепость Антония расположена на насыпной террасе северного склона Храмовой горы. Пандус и каменная лестница ведут к парадному входу в крепость. Внизу стоят Каифа, его свита, Иисус в окружении стражи и множество зевак. Мощные ворота распахиваются. Конвой солдат спускается по ступеням и выстраивается по обе стороны лестницы, лицом к лицу попарно, будто опоры для перил. На верхней площадке появляется недовольный Пилат. Сзади на шаг от него останавливаются трибун Лисий и старший центурион гарнизонной когорты Корнелий.

Пилат чуть поворачивает голову вправо и тихо спрашивает:

-Как его имя?

-Иосиф, - подсказывает Лисий.

-Я слушаю тебя, Верховный Жрец Иосиф Каифа, - громко по-армейски произносит он.

Толпа внизу затихает.

-Наместник, мы требуем твоего суда над этим человеком, - Каифа дает знак, и стражи выводят вперед закованного Иисуса.

Пилат равнодушно взглядывает на узника.

-В чем он обвиняется?

-Он возмущал народ в Храме и называл себя Царем Иудейским.

Еще ночью Каифа утвердился именно на такой формулировке обвинения, считая невозможным посвящать оккупанта, язычника и антисемита Пилата в истинные причины суда. Римскому прокуратору вовсе не нужно знать о богохульстве, которое его очень позабавит. Если только сам еретик не расскажет ему правду, ища у него поддержки. Достаточно ему нарушить национальную этику и выставить себя жертвой иудейского фанатизма, чтобы заслужить симпатию Пилата. Каифа ненавистным взором провожает Иисуса, которого двое солдат, забрав его у стражи, уводят в преторию. Теперь его не ударишь палкой по устам, и он может говорить все, что захочет. Напрасно Господь не убил его на месте! Зачем он дал им этот знак?

Пилат не возвращается в дворцовые апартаменты. Он допрашивает узника здесь же, неподалеку от ворот - в нижнем зале северо-западной башни, где разместились интендантские службы гарнизона. Конвой остается у дверей, Пилат садится за стол на курульное кресло, поодаль пристраивается писарь. Прокуратор хмуро оглядывает стоящего перед ним человека в цепях.