Сергей Юрченко - Скопец, сын Неба

Верховный жрец совершает омовение, его облачают в алтарный наряд: во все эти рубахи, ризы, ефод, наперсник с погонами Урим и Туммим, тюрбан с диадемой, на которой начертан тетраграмматон JHVH. Каждое утро на протяжении восемнадцати лет он проходит эту процедуру и руководит ритуалом жертвоприношения. Было бы странно, если бы он испытывал при этом какое-то волнение. Каифа автоматически отдает приказы: бросить жребий, заколоть жертву, отпереть огромные ворота Святилища, от скрежета которых вздрагивает Мария на другом конце города, сжечь курения на алтаре, выбросив клубы дыма в небо. Священники приносят жертву всесожжения, левиты поют псалмы, паломники во дворах прилагают лбы к земле. Племенной инстинкт выживания зажжен в сердцах Израиля.

Каифа меняет алтарное облачение на повседневный наряд Верховного Жреца, берет в руки посох власти и переходит во внутренний двор. В зале заседаний Синедриона его уже ждут все участники ночного суда в его резиденции. Все, за исключением Анны. Первосвященник прислал своего постельничего сообщить, что ему нездоровится. Каифа подозревает, что его тесть просто не хочет участвовать в неприятной для всех них делегации к римскому прокуратору. В конце концов, именно поэтому Анна не желал сам быть Верховным Жрецом, но всегда уступал это место своему зятю. Пусть он и расхлебывает эту кашу. Каифа лишь усмехается. Он не верит, что его тесть всерьез занемог от ночной истории. Его вера в Яхве не столь уязвима. Он проводит короткое совещание и велит начальнику стражи вывести из темницы, которая находится во внешнем дворе, Иисуса.

-Если он захочет говорить с вами, бейте его по устам палкой, - напоминает Каифа.

-Да, господин, - отвечает тот и спешит исполнять приказ.

Вместе с малым Советом Каифа выходит через Красотные ворота к внешнему двору, где с плит уже смыли вчерашние лужи крови. Народ по-прежнему топчется вокруг менял и торговцев скотом. Каифа сверху удовлетворенно взирает на восстановленный в его Храме порядок. Все должно идти своим чередом. В стабильности высшая цель бытия. Бог уже дал людям эту землю и жизнь. Чего еще желать от него? Только ненасытным этого мало. Они ждут Царства Божьего. Каифа - саддукей и не верит в воскрешение мертвых на Страшном Суде. Радуйтесь во все дни ваши, сказал Соломон, ибо они проходят. Каифа очень хорошо понимает мудрого царя-саддукея.

Его настроение слегка портится, когда он видит, как стражи, раздвигая толпу, ведут в цепях Иисуса, будто главное жертвенное животное этого дня. Каифа хмуро взглядывает на него. Ведь этот человек назвал Божий мир преисподней. А все остальное лучше и не вспоминать… Солнце полностью поднимается над портиком Соломона. Золотые двери и крыша Святилища начинают сверкать. И это великолепие жалкий выродок смел оскорблять! Каифа спускается по четырнадцати ступеням, с которых стражи согнали всех бродяг и увечных, чтобы они не коснулись его, и приказывает:

-За мной!

Процессия минует бойню, колодочное отделение, где недавно сидел нашрит Иамес, а теперь там пусто по случаю праздника, и приближается к Овечьим воротам в северной стене двора. Чуть левее находится лестница, с которой апостол Павел будет обзывать будущего преемника Каифы “стеной подбеленной”. Именно по этой лестницы вчера спустилась римская центурия в Храм и устроила резню. Синедрион для общения с римской властью никогда не пользуется этой оскорбительной и кощунственной лестницей, будто ее вовсе не существует. Каифа в сопровождении свиты, узника в кольце стражи и толпы зевак покидает территорию Храма и, проходя мимо купальни Вифезда, в которой Зеведей пытался лечить свою водянку, направляется к парадному входу в преторию.

С башен крепости Антония давно заметили процессию и доложили трибуну Лисию. Он идет к парадному входу и там дожидается делегацию. Лисий - грек по происхождению. Он живет в Иерусалиме круглый год, хорошо знает город и местные обычаи. Его агенты и доносчики шныряют по всему городу, выявляя заговоры зелотов и настроения фарисеев. С саддукейской верхушкой он давно нашел общий язык. Ему помогает даже то, что он не римлянин, а как бы подневольный служащий, который с сожалением исполняет жестокие приказы оккупантов. Он охотно играет эту роль. Некоторые иудеи ему даже верят.

Пилат, как и Лисий, плебейского происхождения, но его дед - самнит за воинскую доблесть был переведен во всадническое сословие. Такие, как Пилат, начинают играть все большую роль в империи. После гражданских войн Мария, Суллы, Помпея, Юлия и Августа в ней почти не осталось родовитых римлян. И все же боевых заслуг Пилата было недостаточно, чтобы получить такую высокую должность. В этом ему помогла его жена Клавдия Прокула.

Прокула - чистокровная римлянка из сенаторского сословия, а ее первый муж, от которого она имеет двух сыновей, ведет свою родословную чуть ли ни со времен Нумы Помпилия. Этот патриций умер при темных обстоятельствах. Его прирезали в злачном месте на Авентинском холме в Риме, но это скрывалось. Официально он погиб за родину от рук заговорщиков. Прокула, вышедшая вторым браком за Пилата, обеспечила ему аристократические связи среди людей, которые привыкли рождаться с властью. Но у него сразу не сложились отношения с ее юными сыновьями. Он терпеть не мог этих тощих, прыщавых вырожденцев. Аристократические отпрыски презирали отчима-плебея. Получив назначение в Иудею, Пилат попросил жену оставить их в Риме. Мальчики и сами не желали находиться под его опекой. Юные снобы считали повторный брак их матери ужасным мезальянсом. Но Прокула жила теперь, по крайней мере, с полноценным мужчиной, который не пил, не лгал и не распускал руки.

Необходимость несколько раз в году посещать Иерусалим была для Пилата самой неприятной должностной обязанностью. На этот раз с ним поехала Прокула, желая поучаствовать в иудейской Пасхе, которая представлялась ей народными гуляниями на празднике весны. Он вынужден был ей объяснить, что для женщины - иноземки это невозможно.

-Это не римские луперкалии,- подытожил он. - Даже я, прокуратор Иудеи, не могу участвовать в их празднике.

-Тогда я буду смотреть со стен крепости. Они делают там что-то ужасное?

-Насколько я знаю: режут ягненка и сжигают на алтаре.

-Только! - эта римлянка была разочарована. - Тогда почему такая таинственность? Ты уверен, что они не приносят в жертву младенцев?

-Абсолютно.

-Но ведь они что-то делают с новорожденными?

-Они обрезают им крайнюю плоть.

-Это увеличивает их мужскую силу?

-Не думаю. Это их племенное клеймо, по которому они узнают друг друга. Ведь другие народы не хотят подвергаться этому.

-Ну, если бы в этом была польза…

-Для евреев есть польза.