Владимир Войнович - Деревянное яблоко свободы

– Нет, дядя, прости, не могу.

Мужик, кланяясь, вышел. В дверях показалась старуха с рахитичным ребенком, но тут влетела Евгения:

– Подожди, бабушка. Одну минутку, подожди, ради бога, за дверью.

– В чем дело? – возмутилась Вера. – Почему ты ее не пустила?

– Вот! – сказала Евгения и положила перед Верой газету.

Вера глянула и схватилась за голову:

– Боже, какое несчастье! Он промахнулся!

…С каждым днем поступали новые известия. Газеты сообщали, что покушавшимся на государя оказался отставной коллежский секретарь Александр Константинович Соловьев. При нем был найден орешек, залепленный воском и сургучом. В орешке оказался яд сильного действия, которым преступник не успел воспользоваться. Разыскиваются сообщники. Произведен ряд арестов в Петербурге и Москве.

Дело разбиралось без затяжек. Уже 25 мая была оглашена резолюция верховного суда: «…подсудимого отставного коллежского секретаря Александра Соловьева за учиненное им преступление… лишить всех прав состояния и подвергнуть смертной казни через повешение».

28 мая в десять часов утра при большом стечении публики приговор был приведен в исполнение на Смоленском поле в Петербурге.

Однако следствие по этому делу продолжалось и после казни. Особая комиссия работала в Саратове. Добралась она и до Вольского уезда, а оттуда до Петровского, где жили сестры Фигнер, рукой подать.

Воскресным днем князь Чегодаев увидел, как к дому фельдшериц подкатила крестьянская телега и мужик стал выносить вещи. Когда Чегодаев подошел, сестры сидели уже поверх вещей на телеге.

– Батюшки! – развел руками Чегодаев. – Никак отъезжаете?

– В отпуск, князь, в отпуск, – с улыбкой сказала старшая. – Не горюйте, авось еще свидимся.

– Да мне-то что, – честно развел руками князь. – По мне-то хоть бы вы и вовсе уехали.

А в понедельник на взмыленной тройке прикатили жандармы. Знакомый Чегодаеву штабс-капитан с закрученными вверх рыжими усиками поднялся, гремя шпорами, на высокое крыльцо волостного правления.

– Где преступницы? – спросил он, не поздоровавшись.

– Какие преступницы? – оторопел князь.

– Фельдшерицы, которые принимали у себя покусителя на жизнь его императорского величества.

– Господи! – всплеснул руками князь. – Неужто это он был? Я видел его своими глазами.

– Видел?! – повысил голос штабс-капитан. – Отчего же не задержал?

– Так если б я знал, – торопился князь за жандармом на выход.

– Дурак вы, ваша светлость! – кинул штабс-капитан не оборачиваясь.

Покушение на царя сильно возбудило единомышленников Соловьева, тех кто был склонен вести борьбу тем же способом. То есть, как они выражались, по способу Вильгельма Телля и Шарлотты Корде, женщины, зарезавшей в ванне Марата. Эти люди намерены были немедленно взяться за дело, продолжить и довести до конца то, что не удалось Соловьеву.

Конец июня был душным. На привокзальной площади Воронежа, грязной, заплеванной, засаженной пыльными кленами, к приходу поезда съезжались извозчики, сползались нищие и сбегались мальчишки посмотреть на вываливших из душных вагонов пассажиров. К поездам выходила и местная шикарная публика. Прогуляться вдоль поезда, на людей посмотреть и себя показать. Одинокая молодая дама в белой шляпке с вуалью прошла до середины перрона, вдруг повернулась и двинулась обратно, а за ней, не выпуская ее из виду, пробирался сквозь толпу молодой человек в пенсне, с легким саквояжем желтой кожи в руках. Дама в белой шляпке не спеша вышла на площадь и села в крытый экипаж. За ней последовал и мужчина с саквояжем. Пожилой жандарм, состоящий при вокзале, лениво проводил их глазами. Ему в его казенном мундире было особенно жарко, и выпитое только что у буфетной стойки пиво тоже не располагало к активной работе мысли и энергичной деятельности.

А молодой человек и молодая женщина, отгородившись от чужих глаз, кинулись друг к другу в объятия, и он воскликнул:

– Верочка!

А она ему ответила:

– Морозик!

Они обнялись, поцеловались, и ей показалось, что он в свой поцелуй вкладывает несколько больше страсти, чем полагается суровому революционеру. Оставаясь решительной противницей подобных телячьих нежностей, она все же оправдала такую сентиментальность тем, что они не виделись целый год. И даже с небольшим хвостиком.

Отодвинувшись от своего спутника в дальний угол, чтобы сразу ввести отношения в нужное русло, она деловым тоном спросила:

– Что нового?

– Нового? – Он усмехнулся. – Вот тебя вижу, это уже приятная новость.

– А кроме?

– Что касается «кроме», сразу всего не расскажешь. Ты сюда приехала с Родионычем?

– С ним.

– Значит, кое-что ты уже знаешь.

Она промолчала. От Михаила Родионовича Попова, с которым Вера приехала в Воронеж, она действительно кое-что слышала о разногласиях, которые возникли в последнее время в обществе «Земля и воля».

Гостиница, куда они приехали, была старая, грязная, с ободранными обоями. Половой принес самовар и оставил приезжих одних. Они неловко помолчали, потом Вера подняла на Николая глаза и улыбнулась.

– Ну, рассказывай.

…Было уже поздно. Самовар остыл. Задули свечу, чтобы не привлекать внимания. Сидели друг против друга. Морозов рассказывал о конфликте с Плехановым, который произошел после того, как Морозов в одном из «Листков Земли и воли» напечатал статью «По поводу политических убийств». Морозов писал, что «борьба по способу Вильгельма Телля и Шарлотты Корде» является «одним из самых целесообразных средств борьбы с произволом в периоды политических гонений».

Статья вызвала переполох. Плеханов по поводу статьи сказал:

– Этот «Листок Земли и воли» – подделка. Я, как один из редакторов, ничего не знаю о его выходе и никогда не допустил бы ничего подобного. Главная цель «Земли и воли» есть не политическая борьба с правительством, а пропаганда социалистических идей и агитация среди крестьян и рабочих.

Когда Морозов встретился с Плехановым, он объяснил, что «Листок», о котором шла речь, не подделка, что его выпустил он, Морозов, но Плеханову не успел показать предварительно, так как два раза приходил к нему и не заставал дома.

Плеханов сказал, что единственное средство уладить возникшее недоразумение – это созвать съезд всех членов «Земли и воли», а они уже решат, кому быть выразителем программы общества. Морозов тут же согласился. И вот завтра открывается здесь этот съезд, где кого-то, вероятно, будут исключать из «Земли и воли». Морозов не сказал Вере, что за несколько дней до приезда в Воронеж сторонники террора провели свой отдельный съезд в Липецке. Перед съездом Михайлов и Фроленко ездили в Одессу к известному среди тамошних революционеров Андрею Желябову и убедили его, пропагандиста-народника, принять участие в съезде.