Владимир Войнович - Деревянное яблоко свободы

Вера зажгла лампу, но тревога не проходила. Тени отошли и затаились в углах. На ликах святых, оправленных золотом, появилось злобное выражение. Снаружи кто-то стукнул палкой по стене. Раз, другой… Вера глянула в окно и застыла от ужаса. К стеклу с обратной стороны приникло чье-то лицо.

– Кто там? – испуганно спросила она.

Лицо не ответило. Она напряженно вгляделась и увидела, что на нее смотрит ее же собственное отражение.

«Господи, – подумала она. – Какая же я трусиха! Вся в мать».

Когда-то, когда она была еще совсем маленькая, они жили в лесу, в Мамадышском уезде Казанской губернии. Отец служил лесничим, и дом их стоял посреди леса, окруженный глухим забором. Мать рассказывала детям страшные сказки. Мужик отрубил у медведя лапу и отнес жене. Ночью жена варит медвежье мясо, а медведь, приставив деревянную ногу, идет по деревне.

Детям страшно, и матери страшно не меньше. Перед сном она берет свечу и в сопровождении дворни обходит комнаты, заглядывая во все углы, за сундуки, под кровати. И в каждом темном углу чудится ей страшный мужик, разбойник с большим ножом. И она готова в любую секунду закричать на весь дом.

«Трусиха, – ругает себя Вера. – Я должна воспитывать в себе смелость. Ведь я сознательно вступила на путь, где быть трусихой нельзя».

Да, за последнее время в жизни Веры многое переменилось. Совсем недавно вступила она в общество «Земля и воля», а вот уже этого общества и нет. Раскололось. Плеханов, не согласившись с решениями воронежского съезда, уехал в Петербург и стал собирать своих сторонников. Плеханов – фигура популярная, и за ним пошли многие. Стефанович, Дейч, Бохановский… Вернувшаяся из-за границы Вера Ивановна Засулич тоже встала на сторону Плеханова. Это было обидно. Покушение на Трепова сделало Веру Ивановну любимицей молодежи. Куда пойдет Засулич, туда пойдет и молодежь. Вот почему сторонникам нового направления хотелось привлечь ее на свою сторону.

Теперь те, кто избрал новое направление в Воронеже, собрались здесь, в Лесном, под Петербургом. Встречались в сосновом парке, иногда под видом подгулявшей компании, и тем избегали внимания любопытных. Постепенно положение прояснилось. Стало ясно, что воронежский съезд не устранил, а только затушевал разногласия. Одни по-прежнему ратовали за работу в народе, другие настаивали на цареубийстве. Тем и другим было тесно в одной упряжке, и раздел все-таки стал свершившимся фактом. Разделили все: принадлежавшее «Земле и воле» имущество, деньги и даже название. Пропагандисты стали «Черным переделом», террористы – «Народной волей». Теперь дело пошло быстрее. Для руководства партией «Народная воля» избран был Исполнительный комитет, который начал вынашивать конкретные планы цареубийства. Осенью Александр II будет возвращаться из Крыма. Крушение царского поезда – наиболее реальный путь к успеху. Не откладывая дела в долгий ящик, техники Ширяев, Исаев и Кибальчич принялись за изготовление динамита. Осталось только самым надежным образом употребить его в дело. Вспоминая недавнее, Вера невольно усмехнулась. Какая резкая перемена в ее судьбе! Два месяца назад она была еще убежденной сторонницей пропаганды в народе. Еще только прошлой зимой с ужасом внимала она словам Соловьева. Нет, она не осуждала его. Напротив, одобряла и восхищалась. И в то же время знала, что сама никогда не смогла бы поднять руку на человека, хотя бы это был даже враг. Но теперь это все позади. Теперь она член Исполнительного комитета «Народной воли», эмблема которой: перекрещенные топор, кинжал и револьвер.

Член Исполнительного комитета… Но об этом не должен знать никто, кроме самих членов комитета. Для других, пусть даже самых близких людей, и для полиции (в случае ареста) она только агент комитета. Это, кажется, придумал Лев Тихомиров. Все люди, привлеченные комитетом к террористической деятельности, называются его агентами. Первой степени – с меньшим доверием, второй степени – с большим. Член Исполнительного комитета называется агентом третьей степени. Третьей, а не наоборот, не первой. Чтобы никто не знал, сколько степеней впереди.

Вступая в Исполнительный комитет, она поклялась в том, в чем давно поклялась сама себе:

1) отдать все духовные силы свои на дело революции, забыть ради него все родственные узы и личные симпатии, любовь и дружбу;

2) если это нужно, отдать и свою жизнь, не считаясь ни с чем и не щадя никого и ничего;

3) не иметь частной собственности, ничего своего, что не было бы вместе с тем и собственностью организации…

Требования велики. Но на меньшее она бы и не согласилась. Только так. Всю себя. Не наполовину, не на две трети, не на три четверти, а целиком, без остатка.

Мосты сожжены, и нет путей к отступлению. Теперь если ей поручат… А ей непременно поручат самое важное и самое опасное дело.

…Царь, окруженный жандармами и шпионами, идет по дорожке Летнего сада. На дорожке появляется женщина в черном платье и в черной шали. Под шалью – револьвер. Царь останавливается как вкопанный. «Кто вы?» – спрашивает он в ужасе. «Я – Вера Фигнер, ваше величество, но теперь это для вас не имеет значения…»

Что-то где-то заскрежетало и ахнуло. Вера вздрогнула и очнулась. Нет царя, нет жандармов, нет дорожки Летнего сада. Есть эта старая страшная дача. Со скрежетом растворились узорчатые двери стенных часов. Выскочила кукушка и, сверкая злобным стеклянным глазом, закричала пронзительным металлическим голосом:

– У-у! У-у! У-у! – И так десять раз подряд.

«Господи, – содрогаясь, подумала отчаянная террористка. – Если сейчас же никто не придет, я здесь умру от страха».

Теперь уже явственно казалось, что кто-то ходит по крыше и кто-то стучит палкой по наружной стене. «Здесь никого не может быть. По крыше стучит дождь, а по стене…» Она взяла лампу и пошла в соседнюю комнату. Так и есть. Ветер хлопал неприкрытой форточкой.

– Дура, трусиха! – вслух сказала себе Вера.

Она решила больше не трусить, но все же закрыла дверь на палку, потом пошла в коридор и проверила замки и задвижки. «Это на всякий случай, – мысленно сказала она, разбирая постель, – но я ничего не боюсь».

Последний поезд должен прийти в начале одиннадцатого. Через полчаса Ванька будет здесь. Вера поставила лампу на стул возле кровати, легла и стала читать рассказ Глеба Успенского в «Отечественных записках»…

Проснулась от стука. Вскочила. Кто-то беспорядочно молотил в дверь кулаком. Это стучал чужой человек. Свои стучат не так. Для своих есть условный стук. Два раза, пауза, один раз, пауза и еще два раза. Это не может быть вор, потому что воры, насколько она себе представляла, стараются вести себя тихо. Так бесцеремонно ночью может стучать только полиция. Вера вдруг удивилась, что ей совершенно не страшно. Пугает всегда непонятное. Реальную опасность она готова встретить открыто. Жаль только, что нет револьвера.