Елена Степанян - Царский выбор

Афанасий.Какая у меня корысть? Живу как у Христа за пазухой. Толку от меня никакого. Думаешь, мне не совестно?

Входит Аграфена, держа в руках большую миску, накрытую крышкой, ставит ее на стол, снимает крышку. От миски валит пар.

Аграфена.Вот, Василий Матвеич, уж раз меня нарядили тебе прислуживать.

Василий.Столбовую дворянку черному мужику.

Афанасий (Аграфене). А ты не гордись! Алексей

Адашев побольше тебя был, а он странникам ноги омывал.

Аграфена.Ты мне Адашева, Петрович, в пример не ставь. Я государством не управляю. Ты его боярину Морозову поставь в пример. Может, он тогда устыдится, и все добрые люди возрадуются.

Афанасий.Вот всё говорим — Морозов, Морозов. Как бы не нашлось на нашу голову таких, что этого Морозова переморозят.

Василий.И найдутся.

Со двора доносится шум… Слышен крик: «Отворяю ворота, отворяю! Сейчас, сейчас!»

Аграфена (вскакивает, раздвигает занавески).

Петрович, Господи, да это ж мои! Дуня с Иваном. (Прикасается рукой к лицу.) Точно, Фимку на смотрины привезли!

Аграфена бежит встречать приезжих.

Афанасий.Вот радость, Василий Матвеич! Сейчас ты Андрюшу моего увидишь. Он хоть не родной мой племянник, он Грушин, но я его люблю больше всех на свете. Парню двадцатый год, а душа такая же, как в младенчестве была. Никакая грязь к нему не пристает, все отлипает. И со всеми он в ладу, никому не перечит, он тебе и пашет, и сеет, а души ни к чему не прилагает. Душа у него всегда там (указывает вверх), где ей и быть положено.

Вбегает Андрей, бросается на шею Афанасию.

Афанасий.Ах ты мой родной, наконец-то свиделись!

Андрей видит Василия, делает круглые глаза. Василий прижимает палец к губам и выскальзывает из комнаты.

Андрей (Афанасию). Уж как я к тебе просился, ты и представить не можешь, — ни за что отец не отпускал. Царский указ выручил. Он бы и Фимку ни за что везти не стал, да в том указе сказано — «тех, кто уклоняется, нещадно бить батоги». (Оба хохочут.) Ей-богу, я сам читал.

Афанасий.Завтра же закажу молебен за здравие царя Алексея Михайловича.

Входит Всеволожский. Обнимается с Афанасием.

Всеволожский.Ну здорово, брат. Вот, свалились мы тебе на голову, да не по своей воле, а по царскому указу.

Афанасий.Я уже знаю, я уже обещал молебен заказать за здравие государя.

Из-за дверей раздается голос Аграфены.

Аграфена.Ну, Петрович, готовься. Смотрины начинаем с тебя.

Евдокия и Аграфена вводят в горницу Фиму.

Афанасий (всплескивая руками). Фимушка, Боже святый! Какая же красавица выросла!

Морозов и Кузьма. Морозов сидит за столом, заваленным бумагами.

Морозов.Да, недолго кардинал Мазариний в бегах пробыл. Как только они его выжили, тут же принялись друг дружку грызть.

Кузьма (усмехаясь). Он их и стравил между собой.

Морозов.Небось, без особого труда. Они же ни на что другое не годятся, только мятежи устраивать и друг друга грызть. — Вот все говорят, Морозов безродных выдвигает, холопьев своих думными дьяками ставит. Посмотрели бы на Мазариния. Простой он мужик, а какая голова! И всех этих князей вокруг пальца обвел.

Кузьма (ехидно). Нам чужеземцы не указ. Мы за свое держаться должны, особливо за то, что похуже.

Морозов.А еще я, такой-сякой, от государя его родню оттеснил, господ Стрешневых. А против Лудовика малолетнего кто смуту устроил? Не родной ли его дядя?

Кузьма.Этот дядя сам на престол метит. Он же царской крови.

Морозов.Ах, царской крови! (Свистящим шепотом) А Михаил Романов, когда на царство венчался, он какой был крови? Не помнишь? — И хорошо, что не помнишь. Об этом лучше не вспоминать.

Кузьма (с тоской). До этого уже никому дела нет. Вот следующий царь каких кровей будет, хорошо бы знать. Ты бы погадал, что ли, Борис Иваныч.

Морозов (тяжело). Гаданием судьбу не изменишь. Что будет — увидим. Зачем лишний грех на душу брать?

Кузьма.Ничего, Стефан Вонифатьев грехи нам

отпустит. (Подмигивает.) Мы ему за это еретиков наловим. По полдюжины на каждого.

Морозов (иронически). Да, сейчас у нас других забот нет, как еретиков ловить. — Что там, кстати, у Прозоровских? Было что-нибудь или чистый воровской поклеп?

Кузьма (кислым тоном). Борис Иваныч, ты же этому делу все равно ходу не дашь…

Морозов (грозно). Я тебя не обо мне спрашиваю, а что там было.

Кузьма.Было и есть. Конечно же, Трофим этот еретик отпетый, ежели к нему Михайло Иванов и другие с ним заявляются как к себе домой. Но и князь Симеон не без греха. Он имел с ним беседу, с Михайлой-то, наслушался всяких чудес, а никому ни звука не проронил, ни тебе, ни государю.

Морозов.Значит, посчитал все это враньем.

Кузьма (покорно). Значит, посчитал враньем.

Морозов (с любопытством). Так что же он врал?

Кузьма (смущенно). Ну, что ему невесть сколько лет. Что он не только отца Ивана Грозного видел, но и деда его.

Морозов (хохочет). Ну, весело живут у Прозоровских. А царя Валтасара там никто не видел? Никто на его пиру не сидел?

Кузьма.Про царя Валтасара не слыхал. А вот Навуходоносора там все видели. И другим показать могут.

Морозов.Ой, не могу! Это как же?

Кузьма.Ну, есть у них по соседству какой-то одержимый. Залазит на крышу и вопит, что он Навуходоносор. Они его прикармливают. Ценят, наверное.

Морозов.Симеон Васильевич нищим благотворит. Хорошо поступает. Все мы грешны, не надо об этом забывать. — Я вот тоже, когда все это, наконец, минует, и нищим раздам, и вклад в монастырь сделаю. (Осеняет себя крестным знамением.) Скорее бы все это позади осталось.

Кузьма.Ты, Борис Иваныч, боярин знатный, и врагов у тебя не больше, чем в боярскую думу вмещается. А я простой мужик! Вот и сосчитай, сколько у меня завистников-ненавистников. Ежели я с эдакой высоты упаду, каждый первый захочет на меня ногой наступить. (Сжимает кулаки.) Не бывать тому.

Поздний вечер. Дворовые люди завершают свои дневные дела.

Поликарп мечется у ворот.

Входит мужик лет тридцати. Поликарп налетает на него как коршун.

Поликарп.Что так поздно возвращаешься?

Мужик (обалдело). Так ведь ворота еще не заперты, Поликарп Самсоныч.

Поликарп.Ах, главное — успеть до закрытия ворот!

Мужик.Меня Трофим Игнатьич по уговору с полдня отпустил. Я утром все работы исполнил.