Леонид Гиршович - Тайное имя — ЙХВХ

— Когда правоверному позволяет кошелек, он не довольствуется одной женой. Истинный мусульманин берет пример с Пророка.

Для новообращенного слова муфтия, как печать на сердце. Саббатай женился. Семь девственниц читали ему по субботам главу из Торы, и его благосклонность пала на одну из них, тринадцатилетнюю Айшу, дочь Иосефа Философа, каббалиста из Салоник, принявшего ислам.

Газати не сильно ошибся, предрекая, что Мессия женится на дочери Моисея, — он женился на его матери: до того как стать мусульманкой, Айша звалась Иохаведой (Йохевед). Подученная своим отцом-каббалистом, Айша восстала на старшую жену.

— Зон а запрещена мужу. Муж знал ее в нечистоте. Она у сгодится мне в рабыни.

Муфтий Вани понимающе кивает в ответ: муж — переносчик нечистого на чистое. Старшей жене только и остается, что быть рабыней в собственном доме.

— Тебе нет места в его мессианстве, — сказала ей Айша-Йохевед. — Поняла?

С тех пор Фаума (с переменой имени Сарра умерла) пряталась, как это делает нерадивая прислуга или послушница (ослушница) в монастыре, где ею помыкают. Здравствуй детство, здравствуй «искусство наносить себе ранки» (Грец). А вот Саббатай не умер, сменив имя, только умножился. Его стало больше на целого Мохаммеда-эфенди. А Мессия разросся в лжемессию. Он снова обладатель царственной осанки и несравненного мордента — всхлипа, который сводил с ума любителей андалузского пения, соединявшего в себе позднеиспанскую кровоточащую сарабанду с ее далеким предком, сарабандой-фламенко.

Это произошло очень скоро, спустя два-три дня после удаления Фаумы и ее замены Айшей.

— Господи! — донесся шепот. Саббатай не снизошел до движения, каким отдергивают занавеску. Не в обычае сладкопевцев отвлекаться по сторонам, для них характерна центростремительность.

— Господи! — повторился призывный шепот, источник которого был скрыт от глаз. — Мессианской невестою я шла за тобой. Я была еврейкой, я была христианкой, теперь вот мохаммеданка. Ты отверг меня, но ты всегда отвергал меня. Прошу о прощальной милости, и больше ты не услышишь о своей рабе. Спой мне, как царевна Месильда из миквы поутру шла.

Лжемессии не бывают жестоки. За относительной терпимостью самозванца стоит неуверенность. Без дальнейших уговоров он запел, сам собою полоненный. Он мог петь вслепую, не ведая слушателя: богатое воображение помогает пережить катарсис в одиночку.

Катарсис — отделение души от тела. Подобно другим Божьим дарам, катарсис необратим, безвозвратен. Достаточно взмаха руки, сжимающей в решительном маленьком кулачке то, что не сверкнет в темноте. Темнота — сестра стыдливости. Но и средство ее преодолеть. Зато и риска промахнуться в темноте больше, даже если мишенью ты сам, «та самая впадинка, где начинается грудь». Ах, если б не темнота! Малах Амавет (Ангел Смерти) завладел бы своей добычей в две минуты (как было с неким фон Эйрихом — «мамзелью Фифи»). Но в темноте Фаума промахнулась. Задев трахею, клинок ушел вбок, и агония растянулась на несколько дней.

Клекот за занавеской лжемессия принял за сильные чувства и продолжал петь о Месильде. Коралловые губы у ней спорят с белизною груди, как кровь — с молоком, а стальным полумесяцем бровь не что иное, как клинок дамасской стали. «Наносят смерть они без промаха врагу», — воспевал он Месильду, воодушевляясь с каждым куплетом, и каково уж было ей там, в темноте, под это пение, в безмерно растягивавшихся телесных мучениях — лучше об этом не думать и не представлять себе этого.

Лжемессии какое-то время удается дурачить турок. Те рассуждали так: «Глядишь, за ним в ислам потянется великое множество. Как не счесть алмазов в каменных пещерах, так не счесть увенчанных чалмою слушателей на его проповедях». Но чалмы эти были то же, что бахилы, только не на ногах, а на головах: надел — вошел, вышел — снял.

Грец пишет: «Когда турецким надсмотрщикам случалось присутствовать при всех этих сходках, еврейские слушатели умели вводить их в заблуждение. Они сбрасывали еврейские головные уборы и надевали чалмы. Понятно, от всех этих новых происшествий и треволнений слабая голова Саббатая еще более пострадала, и он потерял всякий такт, всякое благоразумие. Вследствие своих частых сношений с евреями, которых он все-таки не мог обратить в магометанство в таком огромном количестве, как это было им хвастливо обещано, он впал наконец в немилость, лишился своего содержания и выслан из Адрианополя. Когда турецкий караул в одной деревне близ Константинополя (Куру Джисму) застал его врасплох, поющим псалмы в тамошней синагоге, и бостанджи-баши (офицер) донес о том высшему руководству, великий визирь приказал сослать его в маленький городок в Албании — Дулциньо, где совсем не было евреев. Там он и умер, как говорили потом, в Судный день, одинокий и всеми оставленный (1676)».

Родственник это также и профессия. Спросом в первую очередь пользуются «вдова» и «сын». Как профессиональная вдова Айша (урожденная Йохевед) выбила больше ста — из ста возможных. А за пределами возможного счет очкам не ведется. Невозможное заключалось в том, что ее брат Якуб, шурин Саббатая, доводился ему сыном. Это признали участники каббалистического съезда в Салониках.

Якуб Квириди (Любимый) — земное воплощение Саббатая Цви, тайный Мессия. С виду правоверный, совершивший хадж, Квириди был первым магистром ордена Дёнме, скромно выдающего себя за малочисленную секту иудеомусульман. Тем не менее исследование «скрытых пружин» дивана позволяет многим считать Дёнме силой, которая целенаправленно уничтожает традиционную Турцию османов. (Сегодня, когда пишутся эти строки (январь 2017 г.), маятник качнулся в другую сторону. Традиционная Турция целенаправленно уничтожает Дёнме.)

Было затянутое серым промозглое черно-белое утро. С риском оступиться на неровном мокром камне Сарра шла позади движущейся горы чемоданов и картонок на спине носильщика — хамала. Одной рукой он еще обхватил баул, похожий на приплюснутый бочонок, а в другой нес походный несессер.

Курд-носак в описываемое время

«Не хватает землятресения», — она представила себе, что станется с этой башней при первом же подземном толчке.

Мир содрогался. В Галлиполи полмиллиона британских касок-тарелок и петушиных галльских бургундок уперлись в такие же полмиллиона турецких кабалаков и германских пикельхаубе. Сейчас как прорвутся корабли Антанты в Мраморное море да как начнется обстрел Константинополя. Да как запрыгают чемоданы по ступенькам. Улочка, на которую они свернули, спускалась ступеньками, и хамал сходил по ним боком, если не вполне уверенно, то вполне привычно. Переноской грузов на своем горбу в Стамбуле промышляли курды, ревностно оберегая любимое занятие от чужаков.