Леонид Гиршович - Тайное имя — ЙХВХ

— Из Жолкева… — задумчиво протянула Сарра. — Вы верите в переселение душ?

Хотя в прошлой жизни он был землемером, мама говорила, что он вылитый дедушка Шаббтай, который шил.

На станции кормили обильно. Калиш поглощал срезанное с вертела индюшечье мясо с рисом и запеченными помидорами. О том, чтобы запивать пивом, можно было не мечтать. Сарра рассказала про «кошер в общих чертах».

— А однажды кузнец в деревне ни с того ни с сего — когда я привела ему Цви, так зовут моего жеребчика, спрашивает: «Почему это вам, евреям, нельзя есть из нашего котла, а нам из вашего можно?»

— А что вы?

— Пообедала у них. С тех пор мы лучшие друзья.

Калиш встречался с палестинскими евреями и раньше. Ездил в Иерусалим. Восток, грязь — но, конечно, история. Есть фотография. Вынул из бумажника газетную вырезку: «Наши доблестные воины-евреи у Стены Плача».

— Узнали меня? Это из «Юдише ревю».

Австро-венгерские солдаты-евреи у Стены Плача.

(5 апреля 1916 г.)

Он ел большими кусками. А куда она едет? Ах, на свадьбу сестры… ах, агрикультурное товарищество… они что же, социалисты?

— Нет, — категорически возразила Сарра. — Социалисты это м о сковиц. Те, кто бежал от погромов. Мы намного раньше приехали, мы самые первые. Теодор Герцль тоже был не из России, а из Вены. Слышали о таком?

— Да, конечно. Он похоронен на Центральном кладбище (не каждого хоронят на Центральном кладбище).

— Как Иаков, он будет перевезен из земли Гешем в Эрец Акодеш и похоронен в Махпеле Хевронской.

Сочувственная улыбка на лице Калиша привела ее в ярость — зогтер, нас ждет большое разочарование.

— Смеетесь? Не верите? Да назло таким ассимилянтам, как вы, будет государство евреев. (Книга Теодора Герцля «Der Judenstaat» (1896) в русском переводе называется «Еврейское государство».)

Когда они вернулись в вагон, то в их отделении остро благоухало снедью. Падишах с женами тоже закусил.

Калиша Сарра, мягко сказать, не одобряла… терпеть его не могла! О, если б британская эскадра пробилась через Дарданеллы, да хоть ценой ее чемоданов и шляпных коробок! God safe the King!

«Анатолийский экспресс» подолгу стоял на станциях, и Сарра выходила прогуляться. Калиш, деликатно не куривший в вагонном отделении, что по тем временам редкость, утверждал — между жадными затяжками:

— Дрейфус, вне сомнения, был германским агентом. Ничего удивительного, когда из десяти французов одиннадцать — антисемиты, и потом…

— Ваш Люгер один стоит всех французских антисемитов [56] Карл Люгер (1844–1910) — бургомистр Вены, много сделавший для процветания города. Известен крайним антисемитизмом, как считается, оказавшим влияние на Гитлера. .

Но Калиш не дал себя перебить.

— И потом немецкий язык своим дыханьем напоминает язык наших молитв. По-немецки «Дух», по-еврейски «Руах». — Он повторил: — Дух… Руах… Немецкий это наш «лошн койдэш» (святой язык). Один скрипач мне говорил: «Немецкая музыка это еврейская душа».

После Аданы, где простояли час, кондуктор разнес по вагону пледы и подушки, набив себе карманы чаевыми, которых хватило бы на прокорм двух львов.

Это только говорится так: «Я спала ужасно». Не спал всю ночь ты, а она спала прекрасно. Когда уже рассвело, поезд остановился р и дальше ни шагу. Еще через полчаса из-за двери показалась голова кондуктора. Он что-то буркнул арабу, предпочитавшему своей арабской куфии унтер-офицерскую феску с синей кисточкой. А всё из показной лояльности Османам. Минутой раньше величавый, как Муса-даг, сириец побагровел. Это в цветовом сочетании с седыми-то усами. Беспокойно задвигались и три пары глаз в овальных рамках черных платков.

— Что он сказал? — спросила Сарра, почти не понимавшая по-турецки.

— Кто в Искендерун, должен выходить [57].

Они стали снимать с полок, доставать из-под дивана свои пожитки (Саррины чемоданы отправились багажом).

— А что случилось?

— На станцию никому нельзя, там грузят армян.

Калиш вопросительно посмотрел на Сарру: какие-то неприятности?

— Снова армяне. Кому в Искендерун, должны выходить здесь. Вокзал закрыт.

— Воображаю, что там сейчас происходит.

Он повертел оконную ручку. С уходом «полигамной четы», оставившей по себе запах пряной пищи, стало несказанно просторно. Слыхала ли она: на жалобы бедного еврея, что, мол, тесно, ребе велит взять в дом еще и козу, и корову, и кур. «Ну, что?» — спрашивает. — «Ох, ребе…» — «А теперь давай их обратно в хлев. Ну, как стало?» — «Ох, ребе, спасибо, ребе, як в кавярне».

— Не смешно, — сказала Сарра. — Шутки, как в Хадере.

Она выглянула в окно. В поле зрения попали красная водонапорная башня немецкой постройки и несколько пустых платформ на запасном пути. Самой станции видно не было.

Калиш щелкнул крышкой портсигара. Нелюбезность за нелюбезность: без спросу закурил свой контрабандный «Дукат», пуская стрелу дыма в потолок. На портсигаре было выгравировано: «Фюр Готт, Кайзер унд Фатерланд». Подарок императора. Достал часы.

— Мы опаздываем уже на три часа. Только к лучшему, что станция закрыта. До самого Дамаска никто не потревожит нашего уединения.

Сарра смерила его таким свирепым взглядом, что он поспешил сказать:

— Вы шуток не понимаете. У вас совсем нет чувства юмора. И то вам не смешно, и это вам не смешно… — он помолчал. — Если вы опоздаете на хайфский поезд, то я знаю чистую гостиницу рядом со станцией, прямо на площади. Я готов вам ее показать. Даме, одной, входить в гостиницу бывает как-то совестно.

Сарра не отвечала.

— А знаете, от Дамаска до Мекки под рельсы положен войлок, чтоб колеса не стучали.

Было видно, как кондуктор открыл дверь вагона, но не раньше чем вдоль поезда выстроилась команда. Ехавшие до Искендеруна высаживаются, принимая вещи от тех, кто еще в вагоне. Сарра узнает феску с синей кисточкой. Недавний сосед с трудом спускается по ступенькам, держась обеими руками за поручни — вперед могучим задом. Следом, тоже задом наперед, две жены, а третья — лишь после того, как передала своим дублершам узлы из пестрой верблюжьей попоны, которые арабам среднего достатка заменяют чемоданы. Офицер, у кого-то спрашивавший документы, обделил их своим вниманием, и они пошли по каменистому бездорожью, куда и все.

— Проверяют на наличие армян.

«Ладно, что с него взять. Поколение пустыни [58]. Так и быть, прощу его».

— А чем им армяне не угодили?

Калиш описал свое виденье вопроса, а он видел его глазами своего начальства: «Армяне — те же русины» [59].

— Они сами во всем виноваты. Они хотят воспользоваться войной, чтобы отторгнуть в свою пользу часть Анатолии. Армянское царство перестало существовать две тысячи лет назад, их время прошло. Народ не может пережить свое государство, он должен раствориться среди других народов. Здесь давно уже Оттоманская империя. Идет война. Англичане рвутся к Константинополю с запада, русские с Кавказа. Конечно, османы не мы, я их не защищаю. Но надо помнить, что восток есть восток.