Леонид Гиршович - Тайное имя — ЙХВХ

Тайное непотребство живет в каждом человеке — Кай человек. Александр тоже. И есть черная страница, которую не выдерешь. Обсуждая с Саррой ее зачисление в шайку, брат и сестра договорились до того, что и она должна клясться, положив ему руку под стегно.

— Это как?

Он показал.

— Ну, не при всех, зато… — он умолк.

— Что «зато»?

— Зато по-настоящему.

— Ну, конечно, по-настоящему. Я же тебе не чужая, я твоя сестра.

Раз не чужая, чего же откладывать согласье на это торжество.

Я правильно делаю?

— Да. Так держать.

— Клянусь дыханием Всевышнего, моим избранием и памятью Якова охранять Страну Израиля от мадиан по примеру Гидеона. Клянусь по примеру Иерубаала вырубать их священные рощи и сокрушать их баалов. Клянусь, что никакая пытка не исторгнет у меня нестерпимого желания отречься от Всевышнего, даже пытка пыткою родного отца. Да лишится отступник места в грядущем… ой!

Завидя муку на его лице:

— Это больно, да?

— Нет, наоборот.

«Я же тебе не чужая». Раз «не чужая», два «не чужая». И прорыв в третье измерение: клятва наполнилась смыслом, неотделимым от утраты Саррой чистоты. Знал бы об этом ее супруг Хаим Авраам, что бы испытал он — чувство облегчения (своя кровь) или прямо противоположное? До срыва резьбы? Всякий раз, когда кто-то новенький присягал, от слов «клянусь дыханием Всевышнего» ее круглые щечки рдели и дыхание учащалось.

Так продолжалось до отъезда Александра в Америку, где боязнь пространства вытеснила прежний страх, такой же неотступный и грозный — что Сарра забеременеет. Он бы ее тогда убил. Как-то Сарра пересказала ему содержание одной книжонки: во время войны французская шлюха, тоже еврейка, убивает прусского офицера. Проткнула ему горло за то, что он оскорбил в ее лице Францию. Плохо, что в темноте… А я губами отыщу эту ямку под горлом. И закапывать не надо. Решат, изнасилование. Следы ведут в Эль-Джемаль или в Бурджу, куда еще? А шило помыть и положить на место.

Но Сарра не забеременела.

Теперь она была первой, кто повстречался ему по возвращении.

— Алекс! — она бросилась ему на шею.

— Сарра! А ты повзрослела, больше не рыжая.

— А ты не изменился. Такой же Гидеон.

— Скажи спасибо, не Ифтах. Тебе жертвенный нож не грозит [68].

Они шли позади коляски. Александр оглядывался по сторонам. Узнаванием весь искололся. Это острое мгновенье — первое. Цени его, оно быстро притупляется. Филадельфия же окончательно стала заморским мороком… и слава Богу!

— Ну, рассказывай, Сарра.

— Это ты рассказывай. А то умоешься с дороги и все смоешь.

— Я памятливый, — многозначительная пауза. — Рассказывай, что дома? Что отец?

— Дом на месте, куда он денется. И через сто лет будет стоять. Папа как всегда: плохо слышит, хорошо соображает.

— «Давай жить другим, тогда и тебе дадут».

— Он так никогда не говорил. Это Арон за него придумал.

— Но это его философия. А что Арон? Производит для турецкой армии манну небесную? У них запоры, небось, как у евреев в пустыне [69].

— У самого у тебя запоры. Еще немного, и удастся вырастить новый злак, среднее между пшеницей и овсом. Скоро саранче конец. Надо только, чтобы им было невкусно.

— Это Арон тебе сказал?

— Его помощник. У него теперь есть помощник, который учился во Франции.

— Смотри-ка, помощник — француз, автомобиль — французский. Или купил себе новый? Американцы каждый год покупают себе новый автомобиль. А как Ривка, нашла свое счастье?

— С чего ты взял?

— И ты тоже нет?

— Я? — Сарра принужденно расхохоталась. — Мне М о сковичи предложение сделал.

— Нааман?! Ты послала его к черту? Да он зайн себе от арабского дерьма не отмыл.

— Я так ему и сказала — что брезгую. И что ни одна приличная девушка не будет срамиться.

— Сарочка, я люблю тебя. А он что?

— А М о сковичи уехали, все продали и уехали. Говорили, что в Германию, но кажется, в Гедеру. В общем, были да сплыли.

— А помнишь, как мы с тобой…

— Нет, забыла, и ты забыл.

Притча о блудном брате — не из мидраша, пусть и наша. «Заколол Эфраим-Фишель тучного тельца».

В разгар семейного празднества раздается:

— С возвращением в отчий дом! — это входит Арон. И отцу в ухо: — Извини, не могли раньше!!!

— Невооруженным ухом не слышит, — сказал Александр. Братья расцеловались.

Арон был с помощником, который здесь свой человек. А того, кто становится своим в твоем доме в твое отсутствие, не больно-то привечает сердце. Хоть и виду не подают. И невоздержанный Александр сдерживается.

— Наслышан от Сарры, — говорит он помощнику.

— Она мне тоже про тебя рассказывала, — сказал соратник Арона по борьбе с саранчой методом непротивления. — Много чего.

«Интересно, чего она тебе рассказывала?» — А я решил, что ты француз.

— Француз, который обедает в шапке.

Так мог сказать о себе м о сковиц, беря пример со своих гонителей. Те говорили: «иерусалимский барон» или «господин Ветхозаветный». И не знаешь, что приятней: быть «пархатым жидом» или «иерусалимским бароном», интеллихэнтно.

— Авшалом из Хадеры, — сказала Сарра. — Он только учился во Франции.

На самом деле ничему он там не учился, провалил экзамен в сельхозтехникум («Эколь дагрикультюр э агрономи») и пару лет проваландался в тех краях, не находя приложение своим достоинствам: мужской красоте и романтическому складу души.

— Хадерский, так-так…

— Спрячь оружие, — вступился Арон за помощника. — Он перебежчик. А знаешь, я предполагал, что ты в Америке не задержишься.

— It is interesting. Это почему?

— Я знаю Америку и знаю тебя.

— Потому что он сын своего народа, он дал клятву Гидеона, — сказала Сарра.

Она на пару с Ривкой вела хозяйство: мыла, мела, выбивала пыль, свешивала с подоконников матрасы, выставляла перед домом тюк с бельем, кормила кур, запасалась провизией, стряпала, уф… В доме, где две незамужние дочери, нанимать арабов — непростительное барство. Не говоря о том, что на своей земле евреи должны управляться сами. Арон, тот игнорировал моральный кодекс строителей сионизма: без зазрения совести использовал труд арабов, селекцию распространяя только на зерновые.

— Ривка, — Алекс улучил момент, когда они оказались одни. — Ты что, мне не рада? Брата еще не поцеловала. Поди сюда, Анитра… — Ривка, с мокрыми руками, рукава закатаны по локти, чмокнула его в уголок губ. — Этот Авшалом, он что-то зачастил сюда, а? Он ведь из Хадеры.

— Ну и что — что из Хадеры? Авшалом любит меня.

— И тебя тоже? Шучу-шучу-шучу. Ты же знаешь, любовь для меня это… — он дважды ударил кулаком об ладонь.

— Алекс, прекрати эти пошлости.