Леонид Гиршович - Тайное имя — ЙХВХ

Авшалом не любил Бога живого. Бог Елисейских Полей — он звался Радамант — был приятней во всех отношениях. Но Радамант побрезговал отпрыском Лелика Файнберга и Фани Белкинд, раввинской дочери. А безбожным еврею оставаться никак нельзя. Пришлось довольствоваться тем, что Бог ему послал, — Палестиной.

На пятый день Авшалом увидал канал, а вскоре и пеший патруль — солдат пехотного новозеландского полка, дислоцированного в окрестностях Исмаилии. А теперь представим себе, как от толпы возвращающихся с богомолья отделился человек, внешне не отличимый от остальных, и обратился к новозеландцу с двумя уголками на рукаве, проделавшему, быть может, только ради этой эпизодической роли, двенадцать тысяч морских миль, от Окленда до Александрии, — к какому-нибудь потомку Билла Сайкса по боковой линии.

— Капрал, у меня спешное донесение майору О’Рейли в Эль-Кантаре, сирийское бюро, — и дальше несколько фраз по-французски. До сих пор этот язык капрал слышал лишь однажды, в публичном доме. Тем не менее у него хватило мозгов попридержать свой унтерский апломб, и спустя два часа Авшалом в костюме Лоуренса Аравийского входил в кабинет О 'Рейли. На майора пахнуло семидневным переходом через Синайскую пустыню.

Работавший за конторкой, он поднял глаза. Затем поднял брови. Затем поднялся сам. Узнал. Они уже встречались в феврале. Положительно в этом юноше было что-то от Даниэля Деронды. В прошлый раз, рискуя жизнью, он передал свидетельство турецкого офицера-еврея о зверствах, чинимых над армянами.

О’Рейли испытывал симпатию к колонистам в Палестине. Некто, чьей дружбой он гордился, писатель, много старший его, знаменитый охотник, тоже ирландец, тоже католик, в этой войне командовал первым, по сути говоря, подразделением ЦАХАЛа — Армии обороны Израиля [88].

— Мосье Файнберг, правильно? — этот земледелец с манерами парижанина, кажется, предпочитал французский, предложив, впрочем, еще четыре языка: немецкий, русский, арабский и еврейский. Нашим бы разведчикам дар иных языцев. Неслучайно апостолы были евреями.

Но неожиданно мосье Файнберг превратился в мистера Файнберга — заговорил по-английски.

— Сэр, два полка дивизии «Кунейтра» переукомплектованы арабами и сирийцами взамен турок и курдов. Их колонна предпримет отвлекающий марш на юг по старому караванному пути вдоль моря. За Эль-Аришем они пересекут проволочные заграждения и вплотную приблизятся к Исмаилии. Это даст возможность основной колонне войск как можно дольше оставаться незамеченной [89]. Главные силы, предводительствуемые Джемаль-пашой, двинутся через Вади-Напата. Это двадцать девятая алеппская дивизия, двадцать третья хайфская дивизия с частью восемнадцатого артиллерийского полка, четвертый и восьмой саперные батальоны, двадцать седьмая хомсская дивизия под командованием германского офицера Флотов-паши. В обозе тысяча верблюдов, навьюченных провиантом и боеприпасами, двадцать четыре алюминиевых понтона и немецкие десантные лодки новейшего образца. Для форсирования канала выбран пустынный участок берега между Туссумом и Сарапеумом.

Майора О’Рейли с утра до вечера осаждали звонками, депешами, вопросами, которые он переадресовывал дальше, даже не столько не имея на них ответа, сколько не имея полномочий на них отвечать. А в Исмаилии сидел другой, такой же, как он, а в Каире сидел третий, у которого в ушах гул — после вчерашнего: вчера давали «Аиду». Послушать оперу на древнеегипетский сюжет в Каирском оперном театре означало оказаться в нужное время в нужном месте. (Уже полвека, как великий Верди написал ее на открытие Суэцкого канала, и попробовал бы кто-нибудь усомниться в том, что «Аида» дается здесь не в аутентичных декорациях. Вспомним «Мою прекрасную леди», где полковник Пикеринг, беседуя в Аскоте с миссис Айнсфорд-Хилл — матерью Фредди, — восхищается «Аидой».) Но О’Рейли, как честный офицер, в оперный театр не ходит, а ходит в клуб. И слушает пение лейтенанта Блюма под пианино, которое не держит строй, — лопнула дека при транспортировке. Ах, как дивно он поет «Последнюю розу лета»! [90]

Майор был одним из элементов машины, обслуживавшей самое себя и в этом качестве слаженно работавшей. Но для другой такой же машины, так же занятой самообслуживанием, а именно: отдела службы безопасности общевойскового штаба в Исмаилии, сирийское бюро О’Рейли было детищем Каира, где тогда еще царил Мюррей. Вернее, тогда-то он там и воцарился, как фараон в Древнем Египте, в своем военно-бюрократическом мегаполисе.

Было бы преувеличением утверждать, что майор кинулся названивать по всем телефонам, едва Авшалом, словно робот Господень, поведал ангельским языком сенсационную новость. О’Рейли — видавший виды человек. По долгу службы он должен быть бдительным. К тому же О’Рейли из семьи придворных ювелиров, и уличить фальсификатора для него дело чести, даже не профессиональной, а фамильной. А что если февральский контакт имел; целью расположить майора к себе, завоевать доверие — что, надо сказать, мосье Файнбергу удалось. В конце концов, вопль иудейский по армянам не предполагал каких-либо активных действий со стороны генерала Мюррея. Но на сей раз в речь шла о форсировании турками Суэцкого канала — военной операции, требовавшей ответных мер. Правда ли, что, предприняв отвлекающий маневр в виде двух марширующих в сторону Кантары колонн, Джемаль-паша намеревается нечаянно нагрянуть, когда его никто не ждет? Любовь к сюрпризам на поле брани ценой жизней своих солдат — вообще-то это его конек.

«Безжалостен к врагу» — такого не бывает. Просто безжалостен. Но применительно к своим солдатам, жертвам ничуть не меньшего палачества, это сопровождается всяческим превознесением их отваги, беззаветной верности своему османскому фатерлянду, разглагольствованиями об их выносливости, которая не имеет равных среди других народов.

— Сыны Османа! — скажет Джемаль-паша, прибыв в расположение своих войск, стоявших лагерем в Вади-Напата, в центральном Синае, откуда его никто не ждет. — Вы прошли путем, которым не шла до вас еще ни одна армия мира, ни при фараонах, ни во времена Наполеона Бонапарта. Даже султан Селим и великий египетский воин Ибрагим шли через Эль-Ариш и потеряли половину своих верблюдов. Мы же не потеряем ни одного животного. И пусть все знают, что наши солдаты самые послушные, самые выносливые и самые хладнокровные в мире.

Турецкие солдаты

Полковник Лоуренс в своей знаменитой книге «Семь столпов мудрости» говорит то же самое, слово в слово, прямо удивительно: