Роберто Пацци - В поисках императора

Алексею становилось хуже ночью, когда птицы замолкали в гнездах, и ему казалось, что он одновременно живет и в темноте и при свете. Что за дальние страны снятся ночью птицам? Как долго надо ждать, пока все спят, и не на что смотреть. Постель такая огромная, как мир, и неизвестно, в какой ее части лучше устроиться, когда часы и минуты просят не засыпать, не оставлять их одних. Когда мама вставала и приходила к нему, он мучился. Раз она здесь, птицы молчат, им неудобно мешать и беспокоить. Она могла с минуты на минуту разрушить все, как тогда, когда подняла занавеску, за которой он играл с Джойем: «Алеша, не прикасайся к собаке, подхватишь какую-нибудь болезнь!» Маме неизвестным образом удавалось сделать так, что ему трудно становилось играть, одеваться, вставать. Только тогда, когда он заболевал, она становилась терпеливее, но лишь потому, что все время принуждала себя к этому. Мальчику было так жалко ее, что он изо всех сил притворялся, что ему с ней весело.

Первое, что сделал Кайджар, когда восставшие против Ипсиланти солдаты выбрали место для привала в тайге, так это выкинул сто серебряных монет с изображением царя всея Руси Николая II. Он не мог не принять денег, которые командующий полком выдал ему как вознаграждение за убитого тигра, но оставлять их у себя не хотел. «Амба», даже мертвая, принадлежала не ему, а лесным богам. Беда охотнику, если он возьмет эти деньги.

Блестящие кругляши рассыпались серебряным дождем, и несколько солдат кинулись подбирать их. Кайджар насмешливо спросил: «Зачем брать деньги? В тайге деньги не надо». Слова его, хоть и были чистой правдой, не охладили страстей, и трое солдат продолжали делить монеты, ссорясь и обвиняя друг друга в жадности.

И все же теперь, когда все узнали, что в тайге можно жить, как Игнат, можно найти себе женщину, солдаты мечтали не о деньгах… Почему исчез молодой солдат, рассказал им, естественно, сам Кайджар, но не сразу по возвращении, а попозже, после того как Ипсиланти вызвал по одному на доклад всех членов экспедиции: сначала капитана, потом Михаила, потом якутских охотников, затем остальных солдат, и в конце концов самого героя – Кайджара. И Кайджар явился к князю, снова спрятавшись за свое прежнее обличье, в котором всегда представал перед офицерами Преображенского полка. Это был опять исполнительный, но очень отсталый солдат, похожий на немого, который подходит для работ при кухне, но только очень простых, поскольку к обучению непригоден и выходить из своего варварского состояния не хочет, да и не может по скудости ума. С его языка не сорвалось ни единого членораздельного слова, он лишь неопределенно мычал, пока Ипсиланти не махнул на него рукой и не отослал его прочь.

Зато позже, за ужином, когда Кайджар и трое его соседей по палатке собрались вместе, он разговорился, но был задумчив и коверкал русские слова больше обычного: «Игната, не сама ушла, за женщиной ушла…» Сотрапезники слишком громко стучали ложками о котелки и, видно, не расслышали сказанного толком. Тогда Кайджару пришлось повторить фразу, а потом и рассказать, как он, углубившись в чащу, чтобы найти травы и острые камни для выделки шкуры «амбы», обнаружил примятую траву и сильный запах женщины; эта лесная жительница, похоже, и забрала их товарища. Никто не спрячется от Кайджара в тайге – ни человек, ни животное. Тут слушатели всполошились, да так, что Кайджар удивился: ну, ушел человек и ушел, не такое уж важное дело, он и рассказал-то об этом только потому, что хотел еще раз показать свое знание леса, свое мастерство охотника. Ему было совсем неважно, есть ли там, в тайге, человеческие существа или нет. Он ведь и прежде рассказывал, что в лесу есть женщины. Оживление сотрапезников было ему непонятно, и он отстраненно замолчал, уткнувшись в свою миску с кашей.

«Послушай-ка, Кайджар, неужто тебе и бабы не нравятся?» – смеясь, спросил Юрий и подмигнул товарищам. Кайджар не удостоил его вопрос вниманием, продолжая ножом выковыривать кусочки мяса из кости. Но позже, на обратном пути в палатку, он, ни на кого не глядя, рассказал, что две его женщины умерли во время родов там, в его селении на берегу большого озера, и теперь он ищет их в лесу. Все женщины, умирающие во время родов, превращаются в лосих и продолжают жить в тайге. Он искал Йелу и Матшу, двух своих жен. После этого рассказа друзья посмотрели на него по-новому, увидели в этом существе, лишенном, как казалось, пола и возраста, другого человека, и не стали задавать вопроса, который был готов сорваться у них с языка: сколько ему лет. Кайджар сам заговорил об этом, словно прочитал их мысли: «Я видел весну шесть по десять раз, и зиму – шесть по десять раз. Но еще раньше Кайджар был волком, и женщиной, а еще раньше – рыбой». Кайджар прищурился так, что от глаз остались только две тонюсенькие щелки, какие бывают у тех, кто после долгого заточения в темноте выходит на белый свет.

Известие об уходе Игната мгновенно разнеслось по его роте, а потом и по всем другим. Семена упали на благодатную почву. Эти молодые люди будто только и ждали истории об Игнате и девушке из лесного племени, чтобы порвать последние узы присяги, связывающие их с полком. За несколько дней возник и разросся круг заговорщиков, мечтающих о побеге, было решено, кто и за что отвечает, солдат разбили на группы, установили дежурство по охране. И если бы два поваренка с кухни третьего батальона не боялись Кайджара больше, чем Ипсиланти, и не донесли бы о побеге командиру, заговорщики привели бы свой план в исполнение.

Теперь их командиром, правда несколько необычным, стал Кайджар, хотя он и не принимал на себя обязанности командовать. Но именно от него, от того, как он рассказывал о животных и растениях, о событиях своей жизни, будто они произошли с кем-то совсем другим, о приключениях, которые он извлекал из своей бездонной памяти, исходила сила, которая и нужна была солдатам, лишившимся привычных ориентиров. Вся жизнь его прошла так, будто не было ни истории, ни государства, ни знамени, ни царя, а были лишь законы тайги, ее богов. В глазах последовавших за ним этот незаметный таежный человечек обладал мощью и властью не меньшей, чем аристократ Ипсиланти. Они были одного возраста, «шесть по десять весен», только Кайджар родился в хижине, а Ипсиланти был сыном греческой маркизы и родился в Париже, в последние годы правления Наполеона III. То, что история Российской империи и мировая война затянули в свой водоворот маленького азиатского охотника, забросили его в самый прославленный царский полк, не могло быть простым стечением обстоятельств, должно было иметь какую-то цель, какой-то смысл.

За первые дни, проведенные в тайге, солдаты, выученные охоте Кайджаром, сумели поймать столько дичи, что можно было не заботиться о пище еще много недель. Но Кайджара беспокоила не еда: уже сейчас, в июле, он думал о том, как подготовиться к зимовке. Он хорошо знал, как безжалостна сибирская стужа, как глубок летаргический сон животных, как непробиваема корка льда на всех реках и ручьях, как безмолвны и неподвижны деревья, как непоправимо останавливается здесь жизнь. Кайджар не участвовал в беспокойных разговорах молодых, которые пришли сюда с надеждой найти-таки таежное селение, где женщины живут в хижинах отдельно от мужчин, как сам он им рассказывал.