Вера Морозова - Привлеченная к дознанию...

Клавдия старалась не говорить о будущем. Рассеянно отвечала на его вопросы. Иные думы и иные заботы тревожили ее. Пугала Москва. Явка надежная. И все же... Товарищи приютят на первое время, свяжут с организацией. А если в Москве провал? В такие минуты она смотрела на Петра Петровича колюче, зло. А он терялся и мучился: чем это мог огорчить свою невесту?..

Москва их оглушила. Паровоз тяжело вращал красные колеса. Бегали и кричали носильщики. Толпились на перроне пассажиры. Пытливо заглядывали в лица господа в котелках, которых Клавдия определяла безошибочно. Филеры. Однако как их много в первопрестольной!

Петр Петрович нес плетеную корзину и не отрывал от Клавдии горящих глаз. Она шла спокойно, положив свою маленькую руку на руку Петра Петровича. Опустила на шляпе вуаль и в очередной раз уверяла его, что дня лишнего не задержится в родительском доме. Который раз Петр Петрович проверял: не потеряла ли суженая его адрес? И Клавдия в доказательство раскрывала ридикюль...

На площади под большими часами они расстались. Петр Петрович усадил «невесту» на извозчика и долго махал вслед рукою.

Прокатив по Мясницкой, Клавдия вновь вернулась к вокзалам. Сдала вещи в багаж, взяла нового извозчика и поехала к Зоологическому саду, на Пресню...

В этот холодный осенний день в саду народу было мало. По пруду плыли багряные листья осины, тоскливо и протяжно кричали селезни с подрезанными крыльями. Застыли черные лебеди в накрахмаленных оборках.

Клавдия опустилась на скамью. Рядом Пресня. Пресня, о которой так много говорено и слышано. Здесь, у Зоологического сада, тогда, в декабре, возвышалась баррикада. Отстреливались дружинники. Трепетал красный флаг, расползался пороховой дым, стонали раненые. Воображение нарисовало картину баррикадного боя столь явственно, что Клавдия вздрогнула. Долго смотрела она на кленовые листья, тронутые первым морозцем, поднялась и пошла к выходу. Замелькала решетчатая ограда. Девушка оглянулась на черных лебедей и пруд, запорошенный опавшими листьями...

«Пресня» — белело на железном кружке деревянного двухэтажного дома. Клавдия заметила грузного дворника в фартуке с начищенной бляхой. Дворник шумно сметал мусор метлой... А вот и второе окно, завешенное голубоватыми гардинами. Но почему нет герани? Почему нет условного знака? В чернеющем парадном стоял господин в коротком пальто. Филер... Клавдия прошла мимо дома, опасаясь лишний раз повернуть голову. Ее догнал дворник. Снял толстую рукавицу и, откровенно разглядывая, спросил:

— Кого разыскиваете, барышня?

Клавдия смерила его презрительным взглядом и, поправляя шитую вуаль, бросила через плечо:

— Пора бы знать жильцов своей улицы.

Провал. Кольцо сомкнулось.

Карцер в новом корпусе пермской тюрьмы, в которую Кирсанову препроводили после ареста, напоминал тесный каменный мешок. Шершавые слезящиеся стены, холодный цементный пол. Полумрак. Массивная дверь. Под самым потолком оконце в бахроме паутины. По стене ползают мокрицы. Клавдия их всегда боялась. Она гадливо передернула плечами и, поставив чайник у двери, начала изучать стены. О чем только они не рассказывали!

Раскинув руки, Клавдия уперлась в стены «дарового» помещения. Стуча котами, двинулась, выставив плечо. Это старый прием — в темноте легко расшибить лицо. Хорошо еще, что «светлый» карцер не такой строгий, как «темный». Правда, она побывала не так давно и в «темном». Тогда лишь по звону кандалов определяла время суток. Даже волчка в двери нет — изолировать так изолировать! И девушка порадовалась бледной и дрожащей полоске света, пробивавшейся сквозь паутину решетчатого оконца. Тряхнула косами и запела:

За дверью загремели кандалы. Видно, у каторжанина отстегнулся ремень, цепи лязгали по камню. А может, надзиратель кого-то вел в карцер и отобрал ремень.

Она вновь притопнула котами, еще громче пропела:

В коридоре захохотали. Послышался сердитый окрик, и раскрылась маленькая форточка, словно квадратный глаз. Надзиратель заглянул в карцер:

— Госпожа Кирсанова! Перестаньте. Наденем смирительную...

— Ну уж, сидеть в вашей вонючей дыре да не петь! — И, подойдя вплотную к квадрату, наставительно закончила: — Говорила начальству и повторяю вам: администрация должна согласовывать режим с заключенными. Поскольку я не принимала участия в его разработке, то правила поведения буду определять сама! А теперь потрудитесь закрыть форточку и оставить меня в покое, как гласит инструкция.

— Опять за старое, госпожа Кирсанова! — проворчал надзиратель. — Пора бы и образумиться!

— Доложу по начальству, что вы вступаете в недозволенные разговоры с заключенными. — Лицо девушки приняло наивно-доверчивое выражение. — Может быть, записочку передадите или подскажете, чем можно в карцере заниматься! А?

— Пфу... — Надзиратель махнул рукой и захлопнул квадрат.

Клавдия прислушалась. Надзиратель стоял под дверью и молчал.

— Вот теперь дело! — удовлетворенно проговорила она и схватилась рукой за щеку.

Зуб отчаянно болел. От резкой, дергающей боли, подкравшейся неожиданно, выступили капельки холодного пота.

Виновата в этой боли сама. В тюремной больнице во вторник дантист подготовил зуб к пломбированию. Дантист был свой человек. Приносил записки, письма, запрещенные книги. Работал не спеша. Надевал на тонкий крючковатый нос роговое пенсне и, включив бормашину, начинал рассказывать о новостях на воле. Она дорожила этими встречами. И даже не пожалела свой здоровый зуб. Садилась на высокий стул, откидывала голову на спинку и слушала, боясь хоть слово проронить. Иногда постанывала, охала, опасаясь, как бы кто из надзирателей не подсматривал. Работу дантист не заканчивал. Так случилось и в последний раз. Снял эмаль, обнажил нерв, повозился с зубом, вручил письмо от товарищей — и ушел. Только больше не появлялся. Она слышала, что его неожиданно обыскали в канцелярии и арестовали.

И вот зуб проклятый!.. Она замотала голову косынкой, подняла воротник бушлата. Не помогло. Налила в кружку воды и отломила кусок вязкого, сырого хлеба. Хлеб прилипал к зубам, а боль от холодной воды сделалась нестерпимой. Клавдия, заткнув уши ватой, чтобы не заползли мокрицы, свернувшись калачиком, прилегла на плиты камня и заставила себя заснуть...