Вера Морозова - Привлеченная к дознанию...

...К чаю собралась вся семья. Наталья Николаевна, старшая, радовалась приезду матери и сестер. Она рано покинула родной дом и очень скучала.

Конкордию не видела она пять лет. Нашла ее совсем взрослой и похорошевшей. Но прошлое Конкордии тревожило: арест, исключение с Бестужевских курсов, непонятная поездка за границу. Опасалась и ее открытых демократических взглядов, знакомств.

Конкордия приехала к ней из Парижа. В таком городе, как Тверь, это расценивалось как сенсация. Наталья хотела пригласить друзей. Об этом ей уже намекали. Сам архиепископ Филарет выразил интерес к гостье. Поговорила с Конкордией, но та только рассмеялась. Удивлялась Наталья и изящным вещицам, которых сестра навезла великое множество. Странно, Конкордия никогда раньше не обращала внимания на них... Наталья рассматривала репродукции, такие красочные, яркие. Альбом с видами Парижа положила на ломберный столик, сразу же при входе в гостиную. Нет, положительно Конкордию трудно понять. А эти частые отлучки из дому, которые так тревожат матушку? У Конкордии есть другая жизнь, она пугает и страшит семью. Наталья поговорила с матерью, помолилась в Калязинском монастыре и решила ввести в дом отца Павла. Молодому скромному священнику симпатизировал Иннокентий Иннокентьевич. Загадывать рано, но есть же «господин случай»! Сегодня на чай, а вернее, на рассказы о Париже приглашен и отец Павел.

В гостиной мать, сестры, Иннокентий Иннокентьевич с отцом Павлом.

Наталья окинула стол озабоченным взглядом. Кажется, все в порядке: серебро, китайский сервиз. Во главе стола усадила мать. Незаметно для других похвалила ее туалет: черное атласное платье с тюлевой вставкой и воланом. Мимоходом поправила белую розу в волосах Калерии; младшая совсем недавно стала появляться на вечерах и мило конфузилась. Зато Конкордия удивила ее несказанно: вышла в домашнем полотняном платье. Так манкировать приличиями в провинциальном городке! Она переглянулась с матерью и усадила сестру рядом с отцом Павлом.

Молоденькая горничная на вытянутых руках внесла серебряный самовар. Запахло угольком, острые красные искорки упали на поднос.

Конкордия радостно улыбнулась:

— Самовар! К кофе я так и не привыкла. В Париже все горевала о самоваре. Налей, пожалуйста, покрепче. Проголодалась отчаянно.

Отец Павел предупредительно придвинул корзиночку с бисквитами, наложил в блюдечко варенья.

— Как понравился наш городок? Не правда ли, после Парижа маловат?

— Позволю не согласиться. Я патриот Твери, поклонник ее славной истории. — Иннокентий Иннокентьевич заправил салфетку за воротник сюртука. — Тверь дала Руси славные имена. Архимандрит Сергий присутствовал при венчании на царство Федора Алексеевича, а игумен Феодорит — при четвертом бракосочетании царя Ивана Васильевича.

Конкордия с аппетитом уничтожала бутерброды, запивая их крепким чаем. Удивленно подняла брови.

— В свое время по селам Тверской губернии ходил в народ Сергей Кравчинский. Он поселился у отставного артиллерийского офицера Ярцева батраком и ратовал за установление республики.

— Какой Сергей Кравчинский? — обеспокоенно поинтересовался Иннокентий Иннокентьевич.

— Да тот самый, что заколол кинжалом шефа жандармов Мезенцева в Петербурге. Это был ответ на казнь Ковальского, его товарища по «Народной воле». При налете на квартиру Ковальского жандармы дали залп из винтовок, ранили его, а связав веревками, топтали ногами. Смертный приговор Ковальскому читали более получаса у раскрытой могилы. В безоружного стреляли пятнадцать солдат. Яму забросали землей, а потом по могиле прошли с музыкой церемониальным маршем войска. — Щеки Конкордии горели, говорила сухо, сдержанно.

Калерия всплеснула руками. Любовь Петровна, мать Конкордии, нервно теребила шелковый платок. По крупному красивому лицу бежали слезы. Участливо и тревожно смотрела на Конкордию, страшась за ее судьбу. Наступило неловкое молчание. Наталья, вся в красных пятнах, стала предлагать чай.

Отец Павел провел рукой по бородке.

— Ужасный случай... Насилие и братоубийство объяснить трудно. На пасху пришлось служить на Морозовской мануфактуре. Так знаете — скандал! Рабочие возбуждены. Старики попросту заявили, что не могут от души произнести «Христос воскресе», пока распинают их братьев... Гибнут невинные даже в пасхальные дни, когда все глаголют о воскресении Христа. Так-с... Не подумайте плохого: я против смутьянов и бунтовщиков, но крайние меры не всегда себя оправдывают.

— Давайте о чем-нибудь другом! — Иннокентий Иннокентьевич под красноречивым взглядом жены переменил тему разговора.

— Конечно, конечно! А как наши соотечественницы ведут себя в Париже? — оживилась Наталья.

— Большинство — бесподобно. Одеваются по последней моде: красные шляпки, оранжевые платья и голубые зонтики. Парижане называют это яичницей красок.

Наталья преувеличенно громко рассмеялась.

— Комнату сняла в пансионе, где было два пианино. Там жили студентки консерватории. Представьте мой ужас, когда предупредительная хозяйка привезла третье! — Конкордия мягко взглянула на мать. Она понимала, что та расстроена, и ей хотелось, чтобы вечер закончился спокойно. — Сбежала, как последняя трусиха.

— Но ты же так любила музыку! — удивилась Калерия.

— Ее оказалось слишком много. У злобы черная радость, говорил Виктор Гюго. Такую же радость испытала я, когда закрыла за собой дверь пансиона.

Наталья заметила, как восхищенно поглядывал на Конкордию отец Павел. «Удивительная девушка», — думал он. К тому же разговор на социальные темы, модный в обществе, придавал известную остроту и оригинальность вечеру.

— Как трудно в житейском океане найти свое место! Только религия может помочь человеку. — Отец Павел придвинулся к Конкордии.

— «Давно называют свет бурным океаном, но счастлив, кто плывет с компасом!» — Конкордия задумчиво помешивала ложечкой в стакане. — Частенько вспоминается мне Карамзин. Только компас у каждого свой. Он зависит от чести и совести.

— Полно, Кона... Покажи лучше виды Парижа. — Наталья подала сестре альбом в сафьяновой коже, с медными застежками. — Я так тебе благодарна.

Альбом пошел по рукам. Конкордия рассказывала, радуясь оживлению сестер. Глаза ее часто останавливались на матери. Она вынула из карманчика часы — скоро восемь. В прихожей звякнул колокольчик. Наталья взглянула на горничную.

— Нет, это ко мне. Извините, возьму альбом показать подруге.

...Комната, которую сестра приготовила к ее приезду, была крохотной, но уютной. Стены оклеены белыми обоями, на окнах прозрачные тюлевые занавески. Низкая кровать в пене кружев. Мебель мягкая, удобная. Овальный столик, инкрустированный перламутром. На нем букет гвоздик: Наталья знала, какие цветы сестра любит больше всего.