Ильдефонсо Фальконес - Собор у моря [Литрес]

Сколько времени прошло с тех пор? Как изменилось все вокруг!

Он был тогда всего лишь ребенком, который нашел в Святой Деве свою мать и покровительницу…

По крайней мере, успокаивал себя Арнау, ему удалось спасти Ракель от ужасной судьбы, на которую она была обречена.

Как только он понял, что Элионор и Маргарида Пуч показывали на них обоих, Арнау позаботился о том, чтобы Ракель и ее семья бежали из еврейского квартала. Он и сам не знал, куда они отправились.

— Я хочу, чтобы ты нашел Мар, — сказал он Жоану, когда тот снова пришел к нему.

Монах остановился в нескольких шагах от брата.

— Ты меня слышишь, Жоан? — Арнау поднялся, чтобы подойти, но кандалы не отпускали его ноги.

Жоан молча стоял на том же месте.

— Жоан, ты меня слышишь? — повторил он.

— Да… да… я тебя слышу. — Жоан подошел к Арнау, чтобы обнять его. — Но… — начал говорить он.

— Мне нужно видеть ее, Жоан. — Арнау схватил монаха, не давая ему обнять себя, и легко сжал его плечи. — Я не хочу умереть, не поговорив с ней…

— Ради бога! Не нужно…

— Да, Жоан! Я могу умереть на этом самом месте, среди лишенных надежды людей. Но я хочу воспользоваться последней возможностью увидеть Мар. Есть нечто…

— Но что ты хочешь сказать ей? Что может быть столь важным?

— Ее прощение, Жоан, мне нужно ее прощение… — Арнау помолчал. — А еще… Я должен сказать ей, что люблю ее.

Монах попытался вырваться из рук брата, но Арнау крепко держал его.

— Ты меня знаешь, Жоан. Ты — человек Божий, и тебе хорошо известно, что я никому не причинил вреда, за исключением этой… девочки.

Когда Жоану удалось высвободиться из рук Арнау, он упал перед братом на колени.

— Ты не… — начал говорить он.

— У меня есть только ты, Жоан, — перебил его Арнау, тоже опускаясь на колени. — Ты должен помочь мне. Ты никогда не подводил меня, не подведешь и сейчас. Ты единственный, кто у меня остался, Жоан!

Жоан продолжал молчать.

— А ее муж? — неожиданно спросил он. — Может, Понтс не позволит…

— Он умер, — ответил Арнау. — Я узнал об этом, когда он прекратил платить проценты по дешевой ссуде. Он погиб под знаменами короля при защите Калатаюда.

— Но… — слабым голосом произнес Жоан.

— Жоан… Я прикован к моей жене, прикован клятвой, которую я дал и которая не позволит мне соединиться с Мар, пока жива Элионор… Но мне нужно увидеть Мар! Мне нужно рассказать ей о моих чувствах, хотя мы и не сможем быть вместе…

Арнау постепенно успокоился и вспомнил о своих делах:

— И еще, Жоан, сделай одолжение, зайди в лавку. Я хочу знать, что там происходит.

Жоан вздохнул.

Этим утром он как раз заходил туда, и Ремижи вручил ему кошелек с деньгами. «Это была не самая лучшая операция», — услышал он из уст служащего.

Хороших операций уже не было.

Оставив Арнау и пообещав ему, что навестит Мар, Жоан заплатил охраннику, стоявшему у входа в подземелье.

— Он попросил у меня ведро, — пробормотал тот.

Сколько может стоить ведро для Арнау?

Жоан отдал еще одну монету.

— Я хочу, чтобы это ведро было постоянно чистым, — сказал монах.

Охранник посмотрел на монеты и повернулся, чтобы уйти.

— Там внутри есть один мертвый заключенный, — добавил Жоан.

Тюремщик ничего не ответил и, пожав плечами, побрел по темному коридору.

Он даже не вышел из епископского дворца. Покинув камеру, Жоан отправился на поиски Николау Эймерика.

Он знал все закоулки в этих коридорах. Сколько раз он прошелся по ним в своей юности, гордый обязанностями, порученными ему? Теперь другие юноши так же резво бегали по ним, как когда-то и он, опрятные священники, не скрывающие своего изумления при взгляде на него.

— Он сознался?

Жоан вспомнил, что обещал отправиться за Мар.

— Он сознался? — повторил главный инквизитор.

Жоан провел ночь без сна, готовясь к этому разговору, но ничего из того, что он придумал, ему не помогло.

— Если бы он это сделал, то какое наказание?..

— Я тебе уже сказал, что все очень сложно.

— Мой брат богат.

— Ты намереваешься подкупить Католическую церковь, ты, инквизитор?

Жоан выдержал на себе взгляд Николау Эймерика.

— Штрафы допускаются, как и обычные наказания. Я уверен, что если бы я предложил штраф Арнау…

— Ты прекрасно знаешь, что все зависит от тяжести преступления. Донос, сделанный на него…

— Элионор не может доносить на него, — перебил его Жоан.

Главный инквизитор поднялся со стула и встал перед черным монахом, опираясь руками о стол.

— Значит, — сказал он, повышая голос, — вы оба знаете, что воспитанница Педро Четвертого сделала донос. Его собственная жена, воспитанница короля! Но как вам пришло в голову, что это была она, если твоему брату нечего было скрывать? Какой муж не доверяет своей жене? Почему это был не конкурент, не служащий или просто сосед? Скольким людям вынес приговор Арнау Эстаньол как морской консул? Почему, например, этого не мог сделать один из них? Отвечай, брат Жоан, с чего вы взяли, что донос поступил от баронессы? Какой грех скрывает твой брат, если он уверен, что донос написала его же супруга?

Жоан заерзал на стуле. Сколько раз он проводил ту же процедуру? Сколько раз он схватывал слова на лету, чтобы…

Но как Арнау стало известно, что это была Элионор? Может, он действительно…

— Это не от Арнау, — солгал Жоан. — Я это знаю.

Николау Эймерик вознес обе руки к небу:

— Говоришь, знаешь? А откуда ты это знаешь, брат Жоан?

— Она его ненавидит… то есть… — поспешил исправиться монах, но Николау уже набросился на него.

— А почему? — закричал главный инквизитор. — Почему воспитанница короля ненавидит своего мужа? Почему добрая, богобоязненная женщина, христианка, может испытывать ненависть к своему мужу? Что за зло причинил ей этот человек, пробудив в ней ненависть? Женщины рождены, чтобы служить своим мужьям. Они распутничают с ними, когда те хотят, они заботятся о них и подчиняются им, но это не порождает ненависти. Как думаешь, брат Жоан?

Жоан стиснул зубы. Он не должен был ничего говорить и теперь чувствовал себя побежденным.

— Ты — инквизитор. Я требую, чтобы ты рассказал все, что тебе известно! — крикнул Николау.

Жоан продолжал молчать.

— Ты не можешь покрывать грех. Грешен больше тот, кто молчит, чем тот, кто грешит.

Перед глазами Жоана замелькали картины: комнаты в маленьких селениях, крестьяне, униженные его разглагольствованиями о грехе…

— Брат Жоан, — Николау, возвышаясь над столом, медленно чеканил каждое слово, — я хочу услышать признание Арнау Эстаньола завтра утром. И молись, чтобы я не принял решения судить и тебя тоже. Да, и еще… — сказал он, когда Жоан уже уходил, — смени свою одежду. Поступила жалоба, что… — Николау взмахнул рукой, указывая на его сутану, и недовольно поморщился.