Ильдефонсо Фальконес - Собор у моря [Литрес]

Гильем подождал, пока глаза привыкнут к темноте и появится луна.

Прежде чем Абрахам Леви покинул Барселону, Гильем отвел его к нотариусу, чтобы тот подписал письмо об уплате денег, которые он положил на депозит. Хотя эти деньги принадлежали Арнау, в книгах менялы они были записаны на имя еврея и множились из года в год.

Гильем встал на колени возле стены.

Это был второй камень от угла.

Он принялся вытаскивать его…

Ему так и не удалось найти подходящий момент, чтобы признаться Арнау о той первой сделке, которую они с Хасдаем совершили за его спиной, но от его имени, и депозит Абрахама Леви рос и рос.

Камень не поддавался.

«Не беспокойся», — вспомнил он слова Хасдая, который однажды в присутствии Гильема посоветовал Арнау, тогда еще начинающему меняле, следовать инструкциям мавра.

«Не беспокойся», — повторил он.

Когда Арнау повернулся, Хасдай посмотрел на Гильема, и тот с готовностью кивнул ему.

Камень качнулся…

Нет, Арнау никогда бы не согласился работать с деньгами, полученными от продажи рабов!

Наконец камень отошел, и под ним Гильем нашел бумагу, аккуратно завернутую в материю.

Он даже не стал читать, чтобы не терять время.

Поставив камень на место, Гильем подошел к окну. Ничего подозрительного не было, и он покинул лавку Арнау через окно, не забыв аккуратно закрыть его.

Солдатам инквизиции пришлось войти в камеру, чтобы занести туда Арнау. Перед этим они протащили его по коридору, подхватив под мышки. Его лодыжки бились по ступенькам, которые вели на первый этаж, но Арнау не сопротивлялся. Он был в сознании, однако не обращал внимания на монахов и священников, смотревших, как его утаскивали.

Как мог Жоан донести на него?..

Когда его оставили в камере, Арнау заплакал, стал кричать и с силой биться головой о стену.

Почему Жоан?!

И если Жоан на него донес, с какой целью приходила в тюрьму Аледис? А эта арестованная женщина?

Аледис таки имела основания ненавидеть его, ведь он бросил ее, а потом и вовсе сбежал. Была ли она заодно с Жоаном?

Действительно ли Жоан ходил к Мар? Но тогда почему Мар не пришла к нему? Неужели трудно подкупить простого тюремщика?..

Франсеска слышала, как он всхлипывал и кричал. Ее сердце сжималось от боли. Как ей хотелось обнять его, сказать несколько слов, даже солгать, но утешить!

«Он не выдержит этого», — предупредила она Аледис.

Но как ей быть? Сможет ли она сама вынести все это?

Арнау продолжал жаловаться на весь мир, а Франсеска ушла в себя, прижавшись к холодной каменной стене.

Двери зала открылись, и ввели Арнау. Трибунал снова был на месте. Солдаты потащили Арнау в центр зала и поставили на ноги. Совершенно обессиленный, он упал на колени и опустил голову. Он слышал голос Николау, нарушивший тишину, но не мог понять ни слова из того, что говорил инквизитор.

Что еще мог сделать ему этот человек, если собственный брат приговорил его?

У него никого не было. У него ничего не было.

«Не заблуждайся, — ответил ему охранник, когда Арнау попытался подкупить его, предложив круглую сумму денег, — у тебя уже нет денег».

Деньги! Деньги были причиной, из-за которой король женил его на Элионор; деньги толкнули баронессу на подлость, и ее донос стал поводом для его ареста.

Что двигало Жоаном? Неужели тоже деньги?..

— Введите мать!

Арнау не мог остаться безучастным, услышав этот приказ.

Мар и Аледис, а также Жоан, который держался чуть в стороне от них, стояли на Новой площади, напротив дворца епископа. «Инфант дон Хуан примет моего хозяина этим вечером», — сообщил женщинам один из слуг Гильема за день до этого. Сегодня утром, на рассвете, тот же раб снова пришел к ним и сказал, что хозяин передал, чтобы они ждали его на Новой площади.

Они послушно явились сюда и теперь гадали, чем была вызвана эта просьба.

Арнау услышал, как у него за спиной открылись двери и солдаты прошли до того места, где стоял он, а потом снова вернулись на свой пост.

Он почувствовал присутствие старухи. Он увидел ее ноги — босые, морщинистые, грязные, в язвах, кровоточащие.

Николау и епископ улыбнулись, когда поняли, что Арнау обратил внимание на старую женщину. Хотя он стоял на коленях, она оказалась немногим выше его — настолько она была сгорбленная и высохшая. Дни, проведенные в тюрьме, не прошли для Франсески бесследно: редкие седые волосы были всклокочены, а ее профиль — она смотрела не отрываясь на трибунал — напоминал висящий бурдюк. Арнау не смог увидеть ее глаз, скрытых под воспаленными веками, которые приобрели лиловый оттенок.

— Франсеска Эстеве, — обратился к ней Эймерик, — ты клянешься четырьмя Евангелиями?

Голос старухи, на удивление суровый и твердый, поразил всех присутствующих.

— Клянусь, — ответила она и тут же добавила: — Но вы совершаете ошибку, меня зовут не Франсеска Эстеве.

— Как это? — опешил Николау.

— Меня зовут Франсеска, но не Эстеве, а Рибес. Франсеска Рибес, — добавила она, повышая голос.

— Должны ли мы напомнить тебе о твоей клятве? — вмешался епископ.

— Нет. Из-за этой клятвы я и говорю правду. Мое имя — Франсеска Рибес.

— Разве ты не дочь супругов Эстеве? — спросил Николау.

— Я никогда не знала моих родителей.

— Ты выходила замуж за Берната Эстаньола во владениях Наварклес?

Арнау выпрямился.

Бернат Эстаньол?

— Нет. Я никогда не была в тех местах и ни за кого не выходила замуж.

— Разве у тебя не было сына по имени Арнау Эстаньол?

— Нет, я не знаю никакого Арнау Эстаньола.

Арнау повернул голову к Франсеске.

Николау Эймерик и Беренгер д’Эриль зашушукались между собой, а затем инквизитор, кивнув нотариусу, снова посмотрел на старуху.

— Слушай, — приказал он Франсеске.

— Заявление Жауме де Бельеры, сеньора де Наварклеса, — начал читать нотариус.

Арнау насторожился, услышав имя де Бельеры.

Отец о нем рассказывал.

Он с любопытством слушал предполагаемую историю своей жизни — ту, которую Бернат унес с собой в могилу. Арнау впервые узнал, что его мать вынуждена была кормить молоком новорожденного сына Льоренса де Бельеры.

И после этого ее называют ведьмой?

Версия Жауме де Бельеры о бегстве его матери в связи с тем, что у новорожденного появились первые признаки дьявольской болезни, вызвала у Арнау ухмылку.

— Потом, — продолжал читать нотариус, — отец Арнау Эстаньола, Бернат, освободил его при попустительстве охраны, убив при этом невинного мальчика, и оба бежали в Барселону, покинув свои земли. Уже в Графском городе их приняла семья коммерсанта Грау Пуча. У доносящего есть сведения, что ведьма стала публичной женщиной. Арнау Эстаньол — сын ведьмы и убийцы, — закончил он.