Ильдефонсо Фальконес - Собор у моря [Литрес]

— А королевские запасы?

Это был именно тот вопрос, к которому Гильем хотел подобраться.

— Их стоимость завышена в тринадцать раз! — засмеялся сицилиец. — Король продолжает войну с Кастилией, хотя, кажется, она уже вот-вот закончится. У Педро Жестокого большие проблемы с собственной знатью, которая переметнулась на сторону ветви Трастамара. А Педро Церемонному остались верны только города и, похоже, евреи; война с Кастилией разорила его. Четыре года назад кортесы Монсона ссудили ему двести семьдесят тысяч либр в обмен на новые уступки знати и городам. Король тратит эти деньги на войну, но теряет привилегии на будущее, а теперь еще и новое восстание на Корсике… Если у тебя есть какой-нибудь интерес к королю, забудь об этом.

Гильем перестал слушать сицилийца и, продолжая кивать, улыбнулся: король разорен, а Арнау — один из его главных кредиторов. Когда Гильем покидал Барселону, займы королевскому дому уже превышали десять тысяч либр. До какого уровня они доросли теперь?

Ему даже не нужно было платить проценты по дешевым займам.

«Его казнят».

Приговор Жоана снова всплыл в памяти Гильема.

«Николау будет использовать Арнау для укрепления своей власти, — сказал ему Жусеф. — Король не платит Папе, а Эймерик пообещал ему часть состояния Арнау».

Готов ли король Педро превратиться в должника Папы, который только что организовал мятеж на Корсике, отказывая в праве на эту землю арагонской короне? Конечно нет!

Но как добиться того, чтобы король выступил против инквизиции?

— Нам интересно ваше предложение.

Голос инфанта растворился в огромном салоне Тинель. Ему было только шестнадцать лет, но он уже председательствовал от имени своего отца на заседании парламента, который должен был решить вопрос о сардинском восстании.

Гильем тайком наблюдал за восседающим на троне наследником, по обеим сторонам которого стояли двое советников — Хуан Фернандес де Эредиа и Франсеск де Перельо́с.

Говорили, что инфант слаб, но этот мальчик два года назад судил, приговорил и приказал казнить того, кто был его воспитателем с рождения: виконта Берната де Кабреру. После того как инфант велел обезглавить его на рыночной площади в Сарагосе, он отдал приказ отправить голову виконта своему отцу королю Педро…

Тем же вечером, немногим ранее, Гильему удалось поговорить с Перельосом. Советник его внимательно выслушал, а потом приказал подождать за маленькой дверью.

Когда после долгого ожидания ему наконец позволили войти, Гильем оказался в самом великолепном зале, который ему когда-либо приходилось посещать: просторная комната свыше тридцати метров шириной, под шестью длинными арками, стоящими как перегородки, которые доходили почти до пола, с голыми стенами, освещенными факелами, производила сильное впечатление.

Инфант и советники ожидали его в глубине салона Тинель.

Еще за несколько шагов до королевского трона мавр опустился на одно колено.

— Однако, — сказал инфант, — помните, что мы не можем выступать против инквизиции.

Гильем подождал, пока Франсеск де Перельос взглядом сообщника не показал ему, что он может говорить.

— Вам не придется этого делать, мой господин.

— Да будет так, — заключил инфант, после чего поднялся и вышел из салона в сопровождении Хуана Фернандеса де Эредиа.

— Поднимитесь, — сказал Франсеск де Перельос Гильему. — Когда все будет готово?

— Завтра, если я смогу. Если нет, то послезавтра.

— Я предупрежу викария.

Гильем покинул главный дворец, когда начало смеркаться. Посмотрев на чистое средиземноморское небо, он глубоко вздохнул.

У него еще было много работы…

Едва Гильем закончил разговаривать с Якопо из Сицилии, как получил записку от Жусефа: «Советник Франсеск де Перельос примет тебя сегодня в главном дворце, как только закончится заседание парламента».

Мавр знал, как заинтересовать инфанта.

Это было несложно: следовало простить главные долги короны, которые были записаны в книгах Арнау, и постараться, чтобы они не попали в руки Папы.

Но как освободить Арнау, чтобы при этом герцог Жиронский не выступал против инквизиции?

Гильем решил немного пройтись, прежде чем отправиться во дворец.

Ноги сами привели его к лавке Арнау. Она была закрыта.

Книги, по всей видимости, находятся у Николау Эймерика, который позаботился о том, чтобы прекратить продажу требований по заниженной цене.

Служащие Арнау исчезли.

Мавр посмотрел на церковь Святой Марии, окруженную лесами. Как могло случиться, что человек, отдавший этому храму всю свою жизнь, подвергается такому унижению?

Гильем направился дальше, к Морскому консульству, а затем на берег моря.

— Как твой хозяин? — услышал он за спиной.

Гильем повернулся и увидел бастайша, у которого на плечах лежал огромный камень.

Несколько лет назад Арнау дал ему в долг денег, и он вернул все до копейки.

Гильем пожал плечами и изобразил какую-то гримасу.

Показалась цепочка бастайшей, которые разгружали корабль; они окружили его.

«Что с Арнау? — то и дело спрашивали его. — Как могут обвинять такого человека в ереси?»

Кому-то из них Арнау давал взаймы на приданое для одной из дочерей. Сколько их приходило к Арнау? «Если ты его увидишь, — сказал другой, — передай ему, что у ног святой Марии стоит свеча, зажженная за него. Мы следим, чтобы она всегда горела».

Бастайши позлословили насчет инквизиции и только тогда пошли своей дорогой.

Пообщавшись с возмущенными бастайшами, Гильем решительным шагом направился к главному дворцу.

Вскоре он снова оказался перед меняльной лавкой Арнау.

Ему нужно было достать письмо об уплате, которое в свое время подписал еврей Абрахам Леви и которое сам он спрятал за одним из камней в стене.

Дверь была закрыта на ключ, но на первом этаже имелось окно, которое никогда толком не закрывалось.

Гильем всмотрелся в вечерние сумерки. Казалось, поблизости никого нет…

Арнау даже не подозревал о существовании этого документа. Гильем и Хасдай решили утаить деньги, заработанные на продаже рабов, под видом депозита, якобы положенного одним евреем, бывшим в Барселоне проездом.

Арнау не принял бы таких денег.

Ставни стукнули, нарушая ночную тишину, и Гильем на мгновение замер.

Он был всего лишь мавр, неверный, который ночью пытается проникнуть в дом обвиняемого инквизицией. Если его схватят, вряд ли ему поможет даже крещение…

Однако ночные звуки: плеск волн, поскрипывание лесов на церкви Святой Марии, плач детей, громкие голоса мужчин, кричащих на своих жен, — свидетельствовали о том, что окружающему миру не было до него дела.

Мавр открыл окно и проскользнул внутрь.

Фиктивный депозит, который сделал Абрахам Леви, служил для того, чтобы Арнау работал с этими деньгами и получал хорошую прибыль, но каждый раз, когда он проводил какую-нибудь операцию, четвертая часть откладывалась в пользу Абрахама Леви, владельца депозита.