Ильдефонсо Фальконес - Собор у моря [Литрес]

— Никто не хочет находиться в порту Барселоны больше, чем это нужно для погрузки или разгрузки. Если поднимется шторм, корабли подвергнутся опасности…

Арнау окинул взглядом берег, потом пристально посмотрел на спорящих:

— Все решает городской советник, ведь правда?

Рамон засмеялся и погладил его по голове:

— В Барселоне все решают коммерсанты. Это они оплатили королевские галеры.

В конце концов спор закончился договоренностью: бастайши пойдут в город за товаром для галер, а тем временем лодочники начнут разгружать корабли. Грузчики должны вернуться до того, как лодочники доберутся до берега с товаром, который останется под охраной в подходящем месте, чтобы не отправлять бастайшей на склады владельцев. Лодочники доставят снаряжение на галеры, а тем временем грузчики пойдут за другой частью галерного груза. И так — несколько раз, пока галеры не будут загружены, а торговые суда — разгружены.

Потом бастайши разнесут товары по соответствующим складам и, если время позволит, вернутся на погрузку торговых кораблей.

Когда старшины дали согласие, все портовые рабочие пришли в движение. Бастайши группами отправились в Барселону, к муниципальным складам, где находилось снаряжение для экипажей галер, включая многочисленных гребцов на каждой из них. Лодочники же поплыли к торговым кораблям, только что прибывшим в порт, чтобы разгрузить товар, который из-за отсутствия молов мог быть разгружен лишь с помощью общин, находящихся в порту.

Команда каждого баркаса, фелюги или береговой лодки состояла из трех или четырех человек: лодочника и, в зависимости от общины, рабов или свободных наемников. Лодочники из общины Святого Пере, самой старой и богатой, использовали труд рабов — не более чем двоих на каждую лодку, как требовали правила. Лодочники из новой общины Святой Марии, не имеющие таких средств, нанимали свободных людей. В любом случае погрузка или разгрузка товаров, как только лодки подходили к торговым кораблям, шла медленно, поскольку это было весьма ответственным делом, даже когда море не волновалось. Лодочники отвечали перед владельцем за порчу товаров и любую аварию; их даже могли приговорить к тюремному заключению, если они были не в состоянии изыскать средства, чтобы возместить убыток за испорченный товар.

Во время шторма, опустошавшего порт Барселоны, этот процесс осложнялся — и не только для лодочников, но и для всех участников морской транспортировки. Когда море бушевало, лодочники вправе были отказаться от разгрузки товара, чего они не могли сделать во время штиля. Иногда, в дни, когда море было беспокойным, они самостоятельно договаривались об отдельной оплате с владельцем груза. Но самое серьезное воздействие буря оказывала на владельцев, лоцманов и экипаж корабля. Под страхом сурового наказания никто не смел покинуть корабль, пока товар не будет полностью разгружен, а если хозяин или его писарь — единственные, кому было позволено покинуть корабль, — отсутствовали, они обязаны были вернуться на судно.

Пока лодочники разгружали первый корабль, бастайши, разделившись на группы, возглавляемые старшинами, начали переносить на берег снаряжение для галер, которое они брали на разных складах города. Арнау включили в группу Рамона, с которым старшина многозначительно переглянулся, когда приставлял к нему мальчика.

От места, где они находились, не отдаляясь от береговой линии, бастайши направились к воротам Формент — главному муниципальному складу зерна, который после недавнего народного бунта охранялся солдатами короля. Подходя к воротам, Арнау попытался спрятаться за Рамона, но солдаты сразу обратили внимание на то, что среди этих крепких мужчин был мальчик.

— А этот что будет таскать? — спросил один из них, ухмыляясь и тыча в него пальцем.

Увидев, что все солдаты смотрят на него, Арнау сконфузился. Рамон взял его за плечо, надвинул ему переноску на лоб и ответил солдату тем же грубым тоном, каким тот его спросил:

— Ему пора работать! Этому парню уже четырнадцать лет, и он должен поддерживать свою семью.

Солдаты дали им дорогу.

Арнау шел между старшими товарищами, наклонив голову и натянув ремешок на лоб.

Когда он прошел через ворота Формент, запах складированного зерна ударил ему в нос. Лучи солнца, пробивавшиеся сквозь окно, освещали поднявшуюся пыль, от которой мальчик сразу закашлялся, как и многие другие бастайши.

— До войны против Генуи, — сказал Рамон и взмахнул рукой, как будто хотел охватить склад по всему периметру, — он был заполнен зерном, а сейчас…

Арнау сразу заметил большие кувшины Грау, которые стояли там.

— Пойдемте! — крикнул один из старшин.

С каким-то документом в руках человек, ответственный за склад, начал показывать им большие кувшины.

«Неужели мы понесем эти полные кувшины? — подумал Арнау. — Разве человеку под силу перенести такой груз?»

Бастайши разбились на пары и, наклонив кувшины, стали обматывать их веревкой. После этого они взяли жерди, предварительно продетые в веревки, и, положив их на плечи, направились со своей ношей к берегу. Накопившаяся в складе пыль снова поднялась в воздух, и Арнау закашлялся. Когда подошла его очередь, он услышал голос Рамона:

— Дай мальчику какой-нибудь поменьше, с солью.

Кладовщик посмотрел на Арнау и покачал головой.

— Соль дорогая, — сказал он, поворачиваясь к Рамону. — Если кувшин упадет…

— Дай ему с солью!

Кувшины с зерном были около метра высотой, а тот, который дали Арнау, казался не выше полуметра, но, когда с помощью Рамона его погрузили ему на спину, мальчик почувствовал, как у него задрожали коленки.

Рамон ободряюще приобнял новичка за плечи.

— Вот когда ты должен проявить себя, — шепнул он ему на ухо.

Арнау пошел, согнувшись и крепко держа кувшин за ручки.

Он наклонил голову вперед, ощущая давление кожаного ремешка, который впился ему в лоб.

Рамон видел, как он передвигался, пошатываясь и осторожно переставляя ноги. Кладовщик снова покачал головой, а солдаты молча проводили парнишку взглядом…

— Ради вас, отец! — шептал Арнау сквозь сжатые зубы, чувствуя, как солнце начинает припекать ему лицо. — Этот вес следовало бы нести двоим! Но я уже не мальчик, отец, вы видите?

Рамон и еще один бастайш с кувшином зерна, подвешенным на жерди, шли за ним. Их глаза были прикованы к стопам мальчика, и они видели, как у него заплетаются ноги. Рамон зажмурился.

«Наверное, вы бы еще висели там, отец, — думал в эти минуты Арнау, перед глазами которого стоял труп Берната. — Но теперь никто не сможет насмехаться над вами! Даже эта ведьма со своими пасынками».

Он выпрямился под тяжестью груза, продолжая шагать вперед.