Ильдефонсо Фальконес - Собор у моря [Литрес]

— Ладно, ладно, — миролюбиво произнесла Аледис, а сама подумала: «Конечно женщина. А кто же еще?»

Аледис представила свою мать, ее подруг и подумала об отце. Возможно… возможно, ее сестра была права. Почему такой человек, как Арнау, бастайш, доказавший всей Барселоне свою преданность Святой Деве у Моря, должен стесняться какой-то девочки, которая на него посмотрела?

— Он стесняется. Уверяю тебя, это действительно так, — повторила Аледис следующей ночью.

— Ты невыносима! Почему Арнау должен стесняться?

— Не знаю, — ответила Аледис, — но он стесняется. Он не решается смотреть на меня. Теряется, когда видит, что я смотрю на него. Смущается, краснеет, убегает от меня…

— Ты сумасшедшая!

— Может быть, я и сумасшедшая, но… — Аледис знала, что говорила.

Если в предыдущую ночь сестра смогла посеять в ее душе сомнение, то теперь ей это не удастся. Она убедилась, что была права в своих подозрениях насчет Арнау. Наблюдая за парнем, она выбрала подходящий момент, когда никто не мог застать их врасплох, и подошла к нему так близко, что почувствовала запах его тела.

— Привет, Арнау, — коротко обронила Аледис.

Это было обычное приветствие, но оно сопровождалось таким нежным взглядом, что Арнау снова покраснел. К тому же Аледис стояла настолько близко, что почти касалась его, и он, оторопев от неожиданного натиска, убежал. Провожая его взглядом, Аледис довольно улыбнулась, гордая тем, что обладает властью, ранее ей неизвестной.

— Завтра ты сможешь убедиться в этом, — сказала она сестре.

Учитывая присутствие Алесты, она решила заменить невинное кокетство на более серьезное испытание, которое не могло не сработать. Утром, когда Арнау собирался выходить из дому, Аледис, прислонившись к двери, стала у него на пути. Она обдумала свое поведение с ним тысячу раз, пока ее сестра спала.

— Почему ты не хочешь поговорить со мной? — спросила Аледис сладким голоском, заглянув Арнау прямо в глаза.

Она и сама удивилась своей смелости. Репетируя эту простую фразу много раз, Аледис задавалась вопросом, способна ли она произнести ее не запинаясь при встрече с Арнау. Если бы Арнау ей ответил, она была бы обезоружена, но, к ее удовлетворению, все было не так. Зная о том, что где-то рядом Алеста, Арнау инстинктивно повернулся к Аледис, и та увидела, как его щеки залились ярким румянцем. Он не мог выйти и тем более не смел посмотреть на Алесту.

— Я… Да я…

— Ты, ты, ты… — перебила его Аледис, ободренная успехом. — Ты избегаешь меня. Раньше мы разговаривали и смеялись, а теперь каждый раз, когда я собираюсь подойти к тебе…

Аледис старалась стоять так, чтобы ее молодые упругие груди были плотно обтянуты рубашкой. Она добилась своего: несмотря на грубую ткань, ее соски проступали, как наконечники копий. Арнау это видел, и все камни королевской каменоломни не могли отвести его взгляда от того, что выставила напоказ Аледис.

У парня перехватило дыхание.

— Девочки!

Голос спускавшейся по лестнице Эулалии вернул их к действительности.

Аледис встрепенулась, открыла дверь и выскочила на улицу, прежде чем ее мать успела подойти к ним. Арнау повернулся к Алесте, которая наблюдала за происходящим с открытым ртом, но та тоже, очнувшись, поспешно выпорхнула из дому.

Этой ночью сестры долго шушукались, не находя ответов на вопросы, которые возникли в связи с последними событиями и о которых они не могли никому рассказать. Единственное, в чем была уверена Аледис, хотя и не знала, как это объяснить сестре, — так это та власть, которой обладало ее тело над Арнау.

Новое чувство, переполнявшее Аледис, доставляло ей удовольствие. Девушка задавалась вопросом: все ли мужчины будут так реагировать на нее, хотя и не представляла себя перед любым другим, кроме Арнау.

Ей бы никогда не пришло в голову вести себя так с Жоаном или с кем-нибудь из подмастерьев дубильщика, друзьями Симо. Невозможно было даже представить, что…

А с Арнау она словно бы раскрепощалась, внутри ее просыпалось нечто такое…

— Что с ним происходит? — спросил Рамона старшина общины Жозеф.

— Не знаю, — искренне ответил тот.

Мужчины посмотрели в сторону лодочников, где Арнау, стоя у сгруженных на берег товаров, требовал, чтобы ему дали тюк потяжелее. Когда парнишка добился своего, Жозеф, Рамон и их товарищи увидели, как он пошел, едва переставляя ноги.

— Так он долго не протянет, — задумчиво произнес Жозеф.

— Он молод, — попытался защитить его Рамон.

— Нет, не протянет.

То, что Арнау изменился, заметили все.

Он требовал самые тяжелые тюки и камни и носил их так, как будто в этом заключался смысл всей его жизни. Возвращаясь на место погрузки почти бегом, он снова просил для себя более тяжелый груз, чем ему было по силам. В конце дня он возвращался в дом Пере, еле волоча ноги и скрючившись от боли в спине.

— Что с тобой происходит? — поинтересовался Рамон на следующий день, когда оба несли тюки в сторону муниципальных складов.

Арнау не ответил. Рамон не мог понять, было ли его молчание вызвано тем, что он не хотел говорить, или паренек не мог этого сделать по какой-то другой причине. Его лицо исказилось от напряжения, глаза налились кровью от тяжелой ноши, которую ему погрузили на спину.

— Если у тебя появилась какая-то проблема, я готов…

— Нет, нет, — только и смог выговорить Арнау.

Как ему было признаться, что он сгорает, изнывая от тоски по Аледис? Как рассказать, что покой для него наступает только в те минуты, когда он полностью отдается работе и несет на спине тяжелый груз, мысль о котором вытесняет все остальное, и приходится думать только о том, как бы донести его? Лишь тогда ему на время удавалось забыть ее глаза, улыбку, грудь, все ее юное тело…

Как рассказать о том, что каждый раз, когда Аледис кокетничала, он терял контроль над собой и видел ее голой рядом с собой, видел, как она ласкает его?!

Тогда он вспоминал слова священника о запрещенных связях.

«Грех! Грех!» — грозил священник с присущей ему твердостью, обращаясь к своим прихожанам. Чтобы подавить этот шквал чувств, юноша приходил домой изнуренным и падал на тюфяк, пытаясь заснуть и забыть, что эта девочка рядом.

— Нет, нет, — повторил он. — Спасибо, Рамон.

— Он себя загонит, — сказал Жозеф в конце дня.

На этот раз Рамон не стал ему возражать.

— Тебе не кажется, что ты переходишь пределы разумного? — спросила Алеста однажды ночью свою сестру.

— Почему?

— Если отец об этом узнает…

— О чем он должен узнать?

— О том, что ты любишь Арнау.

— Я не люблю Арнау! Просто… просто… Мне хорошо, Алеста. Мне нравится, когда он на меня смотрит…

— Ты его любишь, — настаивала сестренка.

— Нет. Ну как тебе объяснить? Когда я вижу, как он на меня смотрит, когда он краснеет, у меня такое ощущение, будто его взгляд проходит сквозь мое тело…