Александра Голицына - Когда с вами Бог. Воспоминания

Наша мисс Хилл была замечательным человеком и жила с нами до самой смерти. Она была сестрой мистера Хилла, издателя «Дейли миррор (Daily Mirror) – Ezhednevnoye Zerkalo». Она обожала брата и его жену, которая была артисткой и водила тесные знакомства с художниками, артистами и учеными. Она была близко знакома с Элен Терри и Ирвингом. Детей у нее не было. Мисс Хилл была начитанна, многим интересовалась и обладала замечательным чувством юмора. Мы все ее любили, а Мама нашла в ней верного друга и помощницу. Она хорошо играла и нередко с Муфкой исполняла на рояле вещи в четыре руки. Она нам много рассказывала о своих воспитанницах, рано лишившихся матери, которых потом она же вывозила в свет, так как их отец был очень занятой человек. Особенно она любила рассказывать о том, как красиво они ездили верхом. Это было в то время, когда не было автомобилей и англичане щеголяли друг перед другом своими лошадьми и выездами. Когда мисс Хилл была уже с нами, одна из воспитанниц, Алиса, поехала в гости к своему дяде в Индию, где он был, если не ошибаюсь, чуть ли не вице-королем. Фанни же только что вышла замуж за военного. Сестры были так привязаны друг к другу, что эту поездку придумали для Алисы, чтобы отвлечь от разлуки с сестрой. Она писала оттуда мисс Хилл про тамошнюю жизнь. Затем в газетах появились сообщения о холере в Индии, и вдруг пришло известие, что Алиса умерла от холеры. Для мисс Хилл это было большое горе, так как она любила ее, как родную дочь. Она ездила в Англию в отпуск и навещала вторую воспитанницу, Фанни, присутствуя на ее свадьбе. Из этих поездок нам всегда привозились подарки, а мы, в свою очередь, посылали Фанни разные мелкие сувениры. В то время вошли в моду вещи из Liberty silk, [116] Особый шелк лондонской фирмы Liberty. который выписывался из Индии. Из него шили яркие мягкие платья. Мы много читали по-английски, и Мама выписывала кучу книг. Когда мы работали, то мисс Хилл читала нам вслух. Муфка любила вышивать и расшила покрывало на кровать тонкой ворсистой шерстью и подарила его Мама. Я предпочитала шить. Впрочем, все мы помогали Мама вышивать в пяльцах разные вещи для церкви. Катя вышивала по белой фланели крестиком скатерть для тети Софьи Ивановны Мещерской, сестры нашего деда, и я помню ее восторженные письма после получения этого подарка.

Я, кажется, писала о наших соседях по имению. Ближе всех жили Хомяковы, их имение Липецы находилось в семи верстах от Дугина. И располагалось в живописном месте на горе. Сад спускался старыми липовыми аллеями в долину маленькой речки, по другую сторону которой шел еловый лес. Когда мы познакомились с Хомяковыми, те жили в маленьком флигеле, недалеко от большого старого дома, похожего на сундук. Бабушка была дружна с самим Алексеем Степановичем Хомяковым, известным поэтом и славянофилом. Он умер от холеры, будучи еще не старым. Когда его сын женился на Наталье Александровне Драшуговой, он поселился в имении, и мы любили ездить к ним верхом. Они отличались большим гостеприимством и угощали нас непременно всякими печеньями и пасхой. Мы почему-то обожали их угощение, хотя у нас дома было вкуснее. Нас удивляли в их гостиной табуретки на лосиных ногах с зеленым бархатным покрытием. Мама такие уродства называла «стилем Хомякова».

3/16 июня 1935 года. Женевское озеро. Сижу на солнце, на берегу этого замечательного озера, которое напоминает наш Волхов, и продолжаю свои записки.

Я болела и поправилась, и так благодарна Богу, что могу побыть с вами, мои дорогие. Так хотелось бы остаток своих дней отдать служению Богу. Я чувствую себя такой грешной, а с другой стороны, как-то не вижу, в чем мое служение может выражаться. Когда вспоминаю свою жизнь, такую счастливую, такую радостную, переполненную любовью тех, кого дал мне Бог от колыбели до старости, душа моя наполняется такой благодарностью, что никаким словам этого не выразить, и хотелось бы мне вам оставить как самое дорогое не только веру в Бога, но веру в Его благость, мудрость и любовь, тогда, что бы с вами ни случилось, вы всегда примете все с любовью из рук Его: с терпением и покорностью, если это испытание; с любовью и смирением, если это радость.

Не знаю, удастся ли мне донести до вас свои воспоминания, которые я начала от раннего детства, когда, лежа в своей белой кроватке, я думала о вечности, и эта мысль меня пугала, и не только пугала, а приводила к какому-то беспомощному состоянию, вращаясь в огромном пространстве Вселенной до полного одурения, и я себе повторяла по-английски (так как долго думала на этом языке): «Forever, and ever, and ever…», [117] «Навсегда, навсегда, навсегда…» (англ.) тогда я звала мою дорогую Мими и просила ее поцеловать меня, не объясняя причину своей бессонницы. Ее голос и ласка успокаивали, и я засыпала, стараясь не думать о вечности. Теперь мне странно, что можно думать о таких вещах, будучи столь маленькой, но, видимо, серьезное отношение к жизни наших родителей и то, что они никогда не окружали нас банальными людьми, а всегда старались будить интерес ко всему, что для них было самым важным в жизни, наводило даже детские мысли на подобные темы.

Если мне почему-либо не удастся дописать свои воспоминания, то хочу заранее сказать, что моя жизнь от колыбели и до сего дня, когда она вся в прошлом, была полна радости и счастья благодаря любви и заботе наших родителей, которые мы тогда не ценили. В общении с замечательными людьми, которые старались направлять наши мысли; в любви и счастье с Фрумошкой, которого я была так недостойна и жизнь которому осложняла бессмысленными соображениями, кажущимися теперь более чем пустыми и глупыми; в вашей любви, которая меня всегда радовала и удивляла, так как я говорила себе, что любить-то не за что; несмотря на то, что постоянно вспоминаю свои бесконечные ошибки и все, что я не так делала, и все то, что не сделала, когда должна была сделать; несмотря на острую боль раскаяния во всех моих прегрешениях и сознание своего недостоинства, мне хотелось бы вам передать ту внутреннюю радость и благодарность Богу, которой полна душа моя: радость, потому что Бог обещал прощение; благодарность за все, за все, не только светлое, что было и есть в жизни, но и за то, что казалось тяжелым, темным, непонятным, а иногда даже не под силу.

Нет вещи не под силу, когда Бог с вами, а Он всегда около всякого призывающего Его, даже грешного.

Я давно забросила свои воспоминания, моя Аглаидушка, которые начала писать по твоему желанию: все нет возможности спокойно засесть за них, а между тем так хотелось оставить вам на память светлый образ наших дорогих родителей и Фрумошки. Его вы помните, и для вас он жив в памяти, а также в сердцах ваших. Если Господь продлит мне жизнь, то, может быть, удастся дописать начатое, а пока хочу записать все, что было после кончины нашего Фрумошки. Я многое начинаю забывать и потому тороплюсь это сделать. Ты и Масоля [118] Мария Павловна Сечени фон Сарвар унд Фелсовидек (1895–1976), рожденная княжна Голицына, дочь князя Павла Павловича и княгини Александры Николаевны. В браке с 1921 года (Москва) с графом Сечени. Разведены в 1931 году. Дети: Марианна, Александра, Ева и Беатрис. уже выезжали в свет до его кончины. Вывозили вас Тоца и дядя Боря, [119] Князь Борис Александрович Васильчиков (1860–1931), шталмейстер, старорусский предводитель дворянства (1884), почетный мировой судья Старорусского уезда, новгородский губернский предводитель дворянства (1890–1900), псковский губернатор (1900–1903). Во время Русско-японской войны главноуполномоченный Российского общества Красного Креста (РОКК) в Приморской и Амурской армии. Член Государственного совета. Женат на княжне С. Н. Мещерской, сестре княгини Александры Николаевны. у которых вы жили. Моей Тюре [120] Княжна Екатерина Павловна Голицына (1896–1988; умерла в Лондоне), дочь княгини А. Н. Голицыной. В замужестве Кэмпбелл. Сын Мелфорд. было 16 лет, Гунчик [121] Князь Сергей Павлович Голицын (1898–1938), сын княгини Александры Николаевны. После революции неоднократно подвергался арестам. Служил в провинциальных театрах актером в разных городах. В начале 1937 года переехал в город Николаев, где поступил на службу в штат труппы передвижного драматического театра. 2 сентября 1937 года был арестован и, обвиненный в шпионаже, 4 января 1938 года был приговорен к расстрелу. был в кадетском Александровском корпусе, а Фуга, [122] Княжна Софья Павловна Голицына (1901–1996), дочь княгини А. Н. Голицыной. В 1930 году вышла замуж за барона Джона Иоганна Вольфганга фон Либиха (1904-?). В разводе с 1946 года. Дети: Поль, Губерт, Конрад и Анжелика. Умерла в Германии. Лап [123] Князь Николай Павлович Голицын (1903–1981), сын княгини А. Н. Голицыной. В 1932 году женился на американке Жозефине Деннехи (1912–1988). Жил в Америке. От этого брака имел трех дочерей: Александру, Марину и Жозефину. и Алекушка [124] Княжна Александра Павловна Голицына (1905–2006), дочь княгини А. Н. Голицыной. Имела два прозвища: Алека и Ловсик. еще детьми. Алеке было всего 8 лет. Дорогой дядя Боря помогал мне разобраться в делах: одолжил деньги на похороны и первые расходы и поручил наши дела (он был вашим опекуном) своему заведующему, Рындину, который очень хорошо их вел, но случилась революция. В тот год одно Слудицкое лесное хозяйство должно было дать 75 000 рублей дохода, причем все недоимки по всем имениям были уже уплачены, а их было изрядное количество, когда Рындин за них взялся. Фрумошка был так занят делами Дворянства и в Государственном Совете, что ему было трудно уследить за своими делами и за делами Дубровок, которые были поручены тете Ольге, [125] Княжна Ольга Павловна Голицына (1861–1934), сестра князя Павла Павловича Голицына. а она в них ничего не понимала. Дорогой дядя Петя [126] Князь Петр Павлович Голицын (1869–1930), полковник Гвардейского гусарского полка. Брат князя Павла Павловича. Женат на княгине Анне Борисовне, рожденной княжне Щербатовой (1872–1959), дочери князя Бориса Сергеевича и княгини Анны Николаевны, рожденной баронессы Бутурлиной. предлагал мне денег, когда узнал про наши затруднения, и выплачивал мне по 200 рублей в месяц все то время, пока дела не поправились настолько, что можно было справиться без его щедрой помощи. Я не просила его быть вашим опекуном, зная, что он способен на нас ухлопать деньги, которые принадлежали его семье. А дядя Боря, будучи не менее щедр, не мог потратиться на нас, так как все это было васильчиковское, и потому я могла со спокойной совестью его просить об опеке. Он заботился о вас, как родной отец. После кончины Фрумошки, в день его похорон, добрый Михаил Николаевич Бушкевич, бывший старшим Предводителем Дворянства, и потому заместивший временно покойного, сказал мне от имени всех предводителей, что они просят нас остаться в Новгороде на нашей дворянской квартире и считать ее своей. Нас это глубоко тронуло как доказательство неподдельной любви к нашему Фрумошке. Бушкевич сказал мне: «Семья нашего дорогого князя для нас родная». Помню, как он говорил мне это в Марьине [127] Имение Марьино перешло в род князей Голицыных от родственников по женской линии графов Строгановых. Князь Павел Павлович Голицын – последний владелец майоратного имения. В советские годы усадьба использовалась как учреждение санаторного типа. в картинной галерее, когда мы собрались в столовой после похорон; я стояла как в дурмане, и казалось, что все кругом рухнуло, и я не понимала, как начать жизнь без него. Тогда Бушкевич отвел меня в сторону и сказал мне это. Эта любовь и сочувствие согрели и помогли в ту минуту, как часто и после.