Пьер-Луи Ганьон - Исчезновение Ивана Бунина [litres]

Пока Коллонтай приходила в себя после приступа нефрита, Литвинов в нетерпении мерил шагами свой кабинет в наркомате. Как узнать, успел ли Менжинский предпринять что-либо, чтобы опередить его? И если да, если он уже включился в игру вокруг Нобелевской премии, чем это грозит ему, Литвинову? Потерей престижной должности наркома иностранных дел?

Литвинов слишком многое преодолел на пути к вершине, чтобы так просто сдаться на милость победителя. Прежде всего необходимо получить от Коллонтай отчет о ее встрече с Лагерквистом, о связи последнего с внучатым племянником Альфреда Нобеля и его намерениях. В противном случае ему нечего будет докладывать на предстоящем совещании наркомов, где Сталин не откажет себе в удовольствии под смешки коллег засыпать его каверзными вопросами.

Литвинов закрылся в кабинете с начальником канцелярии и приказал его не беспокоить. Он в отчаянии искал выход из сложившейся ситуации. Накануне ему неожиданно позвонил Сталин. Литвинов только и сумел промямлить, что Коллонтай в больнице. И сконфуженно признался, что поговорить с ней ему пока не удалось.

Тем самым он расписался в собственной непростительной беспомощности, доверительно сообщил он своему начальнику канцелярии. Менжинский умеет заставить говорить кого угодно, включая мертвецов, а он, Литвинов, не в состоянии добиться даже краткого отчета от захворавшей, но вполне живой женщины. Сталина это привело в ярость, и он сурово отчитал наркома.

Зато Менжинского весть о болезни Коллонтай чрезвычайно обрадовала. Ее молчание позволяло ему вновь обратиться к Сталину с предложением радикальных мер. Тот и сам проявлял нетерпение и, судя по всему, созрел для того, чтобы отдать приказ рубить головы.

Совершенно подавленный, Литвинов прикидывал, кто из наиболее приближенных сподвижников вождя мог бы выступить на его стороне. Каганович? Он тоже еврей, а кроме того, член политбюро и член ЦК партии. Но станет ли он поддерживать Литвинова, как поддерживал раньше?

Они недавно виделись, и Каганович как ни в чем не бывало рассказал Литвинову, что только что прибыл с севера Украины, где организовывал казни и массовые депортации.

Литвинов потребовал немедленно соединить его с Кагановичем. Ему ответили, что тот поехал на свою крымскую дачу. Нарком иностранных дел больше не знал, на кого ему надеяться.

Тем временем в стокгольмской больнице «Санкт-Йоранс» Коллонтай шла на поправку. Жадная до новостей, она вновь углубилась в чтение газет. Сводки из Берлина предвещали неминуемую победу Адольфа Гитлера на ближайших выборах.

– Кошмар! Это полный кошмар! – воскликнула Коллонтай.

В палату вошла медсестра с цветами.

– Это от господина Лагерквиста. Он приходил сюда каждый день, – пояснила помощница, – но ваш шофер его не пускал.

Коллонтай нахмурилась. Она была бы счастлива увидеть Лагерквиста. Ей не требовалось даже закрывать глаза, чтобы представить себе его лицо и его тело, подарившее ей столько наслаждения.

– К вам не разрешили пускать никого, кроме близких, – сказала расстроенная помощница. – Извините.

– Близких? Но мой сын Миша в Москве. Это смешно, ей-богу. О ком, собственно, идет речь?

– Александра Михайловна, врачи сказали: вам нужен отдых.

– Но у меня нет времени отдыхать. Вы же знаете…

– Придется! Культурный атташе передал строгий приказ: не пускать никого.

Коллонтай поняла, что в каком-то смысле оказалась в заключении.

– Культурный атташе говорит, что надо защитить вас от шведской прессы. Кто-то сообщил журналистам, что вы в больнице, и теперь они дежурят в холле. Все крупные газеты Стокгольма напечатали посвященные вам статьи. Их авторы задаются вопросом: зачем вы пошли в ту затрапезную таверну, где собирается нищая богема.

– Какое они имеют право?..

Помощница не дала ей договорить. Она была вынуждена сообщить Коллонтай неприятные новости:

– Они пишут, что высокопоставленные дипломаты не посещают подобные места. А в одной статье говорится, что вы отправились туда на романтическое свидание с Пером Лагерквистом.

– Что еще?

– Что у вас с ним роман, – чуть помолчав, сказала помощница. – Лагерквист, конечно, опроверг этот слух. Он возмущен тем, что ваши с ним отношения представлены в таком извращенном виде.

Коллонтай давно перестала обращать внимание на бесконечные сплетни, которые распускала о ней пресса. Стокгольмские газеты смотрели на советского посла как на своего рода цирковую обезьянку, о которой можно сочинять любые небылицы, чем они с удовольствием и занимались. А уж после того, как из советского посольства совершил побег военный атташе, журналисты и вовсе потеряли всякий стыд.

Зазвонил телефон. Помощница сняла трубку. Она уже догадалась, что звонит нарком иностранных дел.

– Товарищ посол понемногу выздоравливает, но она еще очень слаба. Сейчас она спит. Она позвонит вам, как только сможет, – доложила помощница, произнесла все приличествующие случаю любезности и повесила трубку.

Дело Бунина вытеснило из мыслей Литвинова все прочие заботы. Связаться с Коллонтай по-прежнему не удавалось, и нарком подозревал, что председатель ОГПУ уже получил разрешение на силовую операцию. Но какую именно? И когда она начнется? Неизвестно. Возможно, он узнает об этом из западных газет. Или когда подручные Менжинского явятся в наркомат, чтобы его арестовать.

Полпред в Париже предупредил Литвинова, что агенты ОГПУ взяли под наблюдение квартиру Ивана Бунина на улице Жака Оффенбаха в Шестнадцатом округе, а также его загородный дом в Провансе. Они ждут только приказа Менжинского, чтобы перейти к активным действиям.

Планировалось похищение, однако не исключался и более радикальный вариант. Агент Коминтерна Йосип Брач – потенциальный участник тайной операции – был передан в распоряжение ОГПУ. Методы дипломатии остались в прошлом.

Литвинов был в отчаянии. Все его труды шли насмарку. Отношения с французским МИДом, на налаживание которых он положил столько сил, будут непоправимо испорчены. Это означало, что решение важнейших вопросов будет отложено на многие месяцы, а может быть, и на более долгий срок. О том, какими последствиями это обернется для советско-французских взаимоотношений, лучше было не думать. Все его грандиозные планы рушились на глазах.

Он ждал звонка из Стокгольма. Не имея свежих данных от посла, он не мог определиться со стратегией дальнейших действий, а время поджимало. Его было в обрез. Он в который раз обсудил сложившуюся ситуацию со своим начальником канцелярии, перебирая всевозможные гипотезы, и, не в силах сдерживать нетерпение, снова набрал номер больницы.

– Я должен немедленно поговорить с товарищем Коллонтай, – требовательно сказал нарком, услышав от помощницы, что та только что проснулась.