Пьер-Луи Ганьон - Исчезновение Ивана Бунина [litres]

Из соседнего помещения повеяло запахом хлорки, и у Лагерквиста зачесался нос. «Фу!» – подумал он и улыбнулся, представив себя героем дешевого шпионского романа, какие с недавних пор в изобилии заполнили европейские привокзальные киоски.

В проходе, куда Лагерквист проскользнул с легкостью, удивившей его самого, горела всего одна тусклая лампочка. Что он скажет Коллонтай, когда увидит ее на больничной койке, лишенную привычного ореола величия? Ответа на этот вопрос писатель пока не знал.

Лагерквист даже не догадывался, чего ждет Коллонтай от этого таинственного свидания. До этого они виделись всего два раза, и между ними по непонятной причине вспыхнула загадочная искра. Они познакомились на нобелевской церемонии, за которой последовало чудесное продолжение. Позднее они встретились за ужином в старой таверне, где Коллонтай поразила его своей женской незащищенностью.

Лагерквист заслышал звук шагов. Кто-то приближался к прачечной – легкой походкой, едва касаясь пола. «Наверное, это она», – успокоил себя Лагерквист, но выглянуть в коридор не решился. Писатель задержал дыхание и прижался к двери прачечной. Запах хлорки стал еще удушливее. Находиться в больнице в столь поздний час было запрещено. Если это охранник, что Лагерквист ему скажет?

Всю неделю он пытался пробиться в палату к Коллонтай и не переставая названивал ее помощнице. Советский посол лежала в отделении для особо важных персон, под пристальным наблюдением городской полиции и агентов ОГПУ. К ней никого не пускали.

Лагерквист уже прочитал в газетах несколько разнузданных статеек о его взаимоотношениях с Александрой Коллонтай. Их авторы утверждали, что они давно поддерживают тайную любовную связь. Постоянно мелькая в больничных коридорах, Лагерквист невольно разжигал любопытство репортеров.

Недавняя любимица стокгольмского бомонда, Коллонтай превратилась в объект насмешек столичной прессы. Особенно старались правые газеты, упорно предсказывая, что рано или поздно Коллонтай сбежит из посольства. Впрочем, на нее их злобные выпады не производили впечатления. Она привыкла жить на виду.

Эти же газеты утверждали, что ей категорически не нравятся методы, которые взял на вооружение Сталин, добравшись до власти, и что она по горло сыта выходками проклятого тирана. Она пока молчит, но предел ее терпению близок, уверяли они, ссылаясь на сведения из надежных источников.

Если верить слухам, которые распространяли эти убежденные антикоммунисты, переход Коллонтай на сторону Запада был лишь вопросом времени. Отдельные писаки, якобы владеющие точной информацией, пророчили, что посол объявит о своем разрыве с Советами до вызова в Москву, где ее неизбежно ждет арест.

Лагерквиста, внимательно следившего за новостями политической жизни Берлина, Москвы и других европейских столиц, эти домыслы не могли оставить равнодушным. Что, если Коллонтай – обычная шпионка на задании? Новая Мата Хари? Или просто кремлевская функционерка без чести и совести?

Но ему в это не верилось. Он восхищался этой женщиной, и ему хотелось видеться с ней, несмотря на грозное недовольство ревнивой жены.

Но вот наконец и помощница Коллонтай.

– Герр Лагерквист? – еле слышно позвала она.

– Я здесь.

– Пойдемте скорее. Товарищ Коллонтай ждет вас. Времени совсем мало, – прошептала женщина, крепко взяла писателя за руку и повела в палату.

В сумраке ему предстала фигура пожилой женщины, сидящей в массивном кресле у кровати. Коллонтай походила на королеву, лишившуюся трона. Годы и болезнь наложили на ее облик свой безжалостный отпечаток.

Она листала журнал мод, с интересом следя за соперничеством Коко Шанель и Эльзы Скиапарелли.

При виде Лагерквиста Коллонтай мгновенно преобразилась. Ее лицо озарилось сиянием.

– Ну наконец! Я очень рада вас видеть! – Она протянула писателю руку.

– Как вы себя чувствуете?

– Не стоит волноваться. Я иду на поправку и совсем скоро надеюсь выписаться.

– Замечательно!

Лагерквист опустился в соседнее кресло и без лишних церемоний достал из портфеля бутылку шампанского.

– Как вы предусмотрительны! Но не думаю, что врачи вас одобрят.

– От одного бокала ничего не будет.

Коллонтай попросила помощницу оставить их одних. Интуиция подсказывала ей, что она может положиться на такт и ум шведа. Его предыдущее поведение было в том порукой. Она доверительно, как старому другу, рассказала Лагерквисту о том, что Бунин исчез. Судьба русского писателя стала делом государственной важности.

Коллонтай изложила Лагерквисту все известные ей подробности. От услышанного швед оторопел. Какая подлость! Неужели Сталин действительно отдал приказ похитить Бунина и жестоко с ним расправиться? За всю историю существования Нобелевской премии по литературе еще никто не угрожал возможному лауреату смертью.

Коллонтай не скрыла от Лагерквиста ничего. Призналась, что ей было поручено добиться отклонения кандидатуры Бунина и награждения Горького.

– Правда, я не слишком в этом преуспела, – вздохнула она, пригубив шампанское. – Но никогда, слышите – никогда и ни при каких обстоятельствах – я не желала похищения, а тем более гибели Бунина!

– Я верю вам. Не волнуйтесь. Сейчас главное – спасти жизнь этого человека.

Стокгольм, февраль 1933

Весть об исчезновении Бунина была ужасной, но Лагерквиста встревожило не только это. Он понимал, что под угрозой оказался сам институт Нобелевской премии.

После подобной трагедии Шведской академии нелегко будет восстановить свое доброе имя. Нобелевский комитет обвинят в прискорбной недальновидности и неумении просчитывать свои решения.

– Когда члены академии узнают о случившемся, они будут в шоке, – сказал Лагерквист. – Как и премьер-министр Ханссон. Я уверен, никто и помыслить не мог, что Сталин решится на столь гнусное преступление.

– Что нам делать?

– Это огромная проблема для обеих наших стран. Политического и дипломатического кризиса не избежать. Бедный Бунин! Эти фанатики отправят его на заклание во имя государственных интересов. Вряд ли Альфред Нобель, учредивший премию, мог предположить, что она приведет нас к краю пропасти.

Лагерквист в волнении расхаживал по палате. Ему еще никогда не приходилось попадать в подобное положение. Он почувствовал себя слабым и беспомощным. Писатель выглянул в окно. Расцвеченный огнями город выглядел мирно и безмятежно, не подозревая, какие драматические события его ожидают. Устоит ли правительство Ханссона, когда разразится кризис? Переживет ли Шведская академия чудовищный скандал? Не прекратит ли свое существование Нобелевская премия по литературе?