Жауме Кабре - Ваша честь [litres]

Шли годы, Эльвира так и пребывала на официальном посту любовницы его чести, как до, так и после того, как он стал его честью. Когда дон Рафель получил столь желанную должность, чтобы отпраздновать это событие, он подарил ей второй большой подарок: перстень из золота высшей пробы с двумя африканскими бриллиантами, стоивший целое состояние, «Эльвирушка моя, целое состояние». А она: «Ну зачем же ты его купил, а?» И дон Рафель сказал: «Затем, что я тебя люблю, Эльвирушка моя, ты страсть моей жизни». И так оно и было, дон Рафель был горд и счастлив, что, хоть Эльвире уже и за тридцать, у нее все еще прекрасная фигура и она его любит и позволяет себя любить, ничего не требуя взамен. Это общение с Эльвирой было для него к тому же совершенно ни с чем не сопоставимо, поскольку основывалось исключительно на любви. Или так ему казалось. Так что по средам и пятницам, когда в церкви Санта-Мария дель Пи читали молитву Святого Розария, дон Рафель отправлялся с визитом на улицу Капучес, чуть ниже улицы Аржентерия. А его возлюбленная Эльвирушка нашла способ подзаработать: поскольку дон Рафель на нее особенно не раскошеливался, по понедельникам, вторникам и четвергам, а также по субботам и по воскресеньям она стала сдавать комнату за перегородкой солидным и приличным людям. С течением времени она набралась опыта в гостиничном деле и научилась вести его, не задавая лишних вопросов. Но как-то раз ей стало любопытно поглядеть, отчего влюбленные парочки, которым она давала приют, так тяжело дышат и стонут, и с тех пор у нее вошло в привычку подглядывать за постояльцами. Эльвира пришла к выводу, что неиссякаемость любви состоит в бесконечном повторении одних и тех же телодвижений, всегда новых оттого, что их окутывает тайна, и вздыхала на наблюдательном своем посту. Удостоверилась она и в том, что отросток между ног у многих мужчин гораздо более крепкий и внушительный, чем у ее Фелечки. И стало ей любопытно попробовать, каковы они на деле. Вскоре к ней уже начали захаживать, по понедельникам или по четвергам, здоровые, сильные и услужливые молодые люди, готовые ее ублажить. Это пришлось ей по вкусу. До такой степени, что вскоре она решила их задействовать по двое и по трое. И прекрасно проводила с ними время, а дон Рафель, не имея об этом ни малейшего понятия, оплачивал расходы своего любовного гнездышка и творившиеся в нем оргии и довольствовался крохами, достававшимися ему по средам и по пятницам. А ведь был он уже председателем Королевской аудиенсии, несмотря на смехотворные притязания дона Мануэля д'Алоса, но это уже совсем другая история.

25 ноября 1799 года

Здравствуй, друг мой!

Пишу тебе сегодня по чистой случайности. Я намеревался дать передышку своей невиданной эпистолярной активности, так как нашему кретину-полковнику втемяшилось в башку, что сегодня нам предстоит наверстать время, потерянное на поиски невидимых партизан. А потому он обещал нам, что день предстоит особенно тяжелый, так как дня через два он намеревается прибыть в Лериду. Однако полковнику было неведомо, что, когда на Калаф спускается туман, избавления от него нет никакого, кроме молитв святой Каламанде [111] . Я-то об этом знаю от девчушки с постоялого двора, которая в эту ночь снова будет со мной рядом. Да, друг мой Андреу, ведь мы уже три дня как в Калафе. Если позавчера туман был густой, то сегодня он сгустился еще сильнее. Нет никакой возможности сделать шаг вперед, потому что создается впечатление, что делаешь шаг в пустоту. Даже лошади перепуганы, а среди солдат ходят упорные слухи, что без колдовства тут не обошлось. По словам девчушки с постоялого двора, местные крестьяне могли бы с закрытыми глазами довести наше подразделение до большой дороги, до Игуалады или до Понтса. Они знают все пути как свои пять пальцев или даже лучше. Однако полковнику я об этом и не пикнул. Таким образом, мне досталась еще одна ночь в объятиях моей девчушки, а она мне слаще меда. Вся комната в моем распоряжении, лейтенант Касарес целыми днями где-то режется в карты, и времени я даром не теряю. Об этом я и хотел с тобой поговорить. Я с самого утра только и думаю что об опере, о нашей с тобой новой опере. Общая идея мне уже ясна, и у меня есть некоторые наметки относительно музыкальной композиции, которую я собираюсь использовать. Два дня покоя творят чудеса! Я хочу, чтобы ты принялся за дело, как только получишь письмо. Когда твое воображение начнет рисовать картины с участием действующих лиц, работа закипит вовсю. Главная героиня, крестьянка по имени Фьорелла [112] , влюблена в капитана гренадеров, который по воле случая провел ночь у нее на сеновале. Капитан, славный парень, тоже в нее влюблен, но не догадывается о ее чувствах. И выходит так, что отец девушки, неотесанная деревенщина, которому полностью чужда какая бы то ни было деликатность, об этом узнает и вне себя от гнева: он хочет выдать дочь замуж за Джованелло, богатого наследника из соседней деревни. Акт второй: бедняга-капитан, не знающий о чувствах Фьореллы, услышав обвинения ее отца, вступает с ним в спор, и тот атакует. Капитан обязан постоять за свою честь!.. Это завязка драмы… Il bravo capitano [113] бьется с крестьянином, не желая причинить ему ни малейшего вреда, но тот его ранит, и, пытаясь защититься, благородный капитан непроизвольным движением пронзает старику сердце. О боги! Нечаянно пролита кровь! Кровь отца Фьореллы! Тут мне представляется ария di tenore dil capitano [114] Тенора капитана (ит.). , которому я еще не придумал имя, где он поет: oh, dolore… oh, dolore! [115] – на мотив, который уже крутится у меня в голове, очень простой, но милый. Джованелло, с давних пор влюбленный в Фьореллу, в отчаянии устремляется на поиски капитана, чтобы отмстить за смерть крестьянина. Но – oh, crudele destino! [116] – пришел приказ от командира: капитану надлежит немедленно явиться в Верону, пока еще не знаю, по какой причине. Если он через два дня туда не явится, его сочтут дезертиром. Как же быть? Чем поступиться? По зову любви, друг мой Андреу, он принимает решение снять с себя военную форму. Он прощается с любимой в дуэте, от которого всех бросает в дрожь, и скрывается в лесу. Только подумай, Андреу, в сердце пылко влюбленной Фьореллы вступают в противоборство любовь и отвращение к человеку, убившему ее отца… Капитан скрывается в лесу в надежде на то, что в армии о нем забудут. Но нет места забвению в сердце Джованелло, и он во главе крестьянского ополчения гонится за офицером, чтобы убить его. Решено: капитана мы назовем Лупо [117] Волк (ит.) . . Итак, крестьяне из отряда, который следует за ним по пятам, будут говорить, что гонятся за Волком. И, убив его – да, друг мой, ведь они же его убьют, – они воскликнут: «Abbiamo ucciso il lupo! Abbiamo ucciso il lupo!» [118] Я так увлекся своим рассказом, что уже отчасти проболтался тебе, чем все закончится. Акт третий: Il capitano Lupo [119] Капитан Волк (ит.) . , днями и ночами грезящий о Фьорелле, живет в лесной пещере, словно волк. В один прекрасный день Джованелло, рыская в тех местах, встречает его, но не узнает и спрашивает, не видал ли он где в лесу капитана гренадеров. Лупо – он-то узнал Джованелло – отказывается отвечать, поскольку не желает лгать, не желает драться и не желает убегать от простолюдина. Джованелло, заподозрив неладное, берет его в плен. В то время Фьорелла, стоя у окна, поет самую печальную арию сопрано из всех тех, какие только будут написаны в еще не наступившем веке, слова которой я поручаю написать тебе. И сетует: «Oh Dio, oh Dio! [120] «О боже, о боже!» (ит.) Отец мой убит, а милого нет со мной. Судьба тому виной. Где ж она, злая судьба?» Продолжи в том же духе, хорошо? Так вот. Крестьяне хватают капитана и казнят его без суда и следствия, как дикари. Когда Фьорелла узнает о гибели Лупо из уст самого Джованелло, она бросается с балкона собственного дома и умирает. Но перед этим будет еще дуэт Джованелло и Фьореллы, такой, что все в зале прольют горькие слезы. Он, тоже тенор, признается ей в своей тайной любви. Она обвинит его в убийстве ее возлюбленного. Я думаю, ты уже видишь, куда я клоню.