Артур Феличе - Багровый хамсин

— Недобрый знак, когда ветер доносит сюда дыхание мертвых…

Уставшие рабыни не слушали и приставали к ней:

— Госпожа, расскажи нам сказку!

Старуха погрозила им пальцем, запачканным хиной, которой она разрисовывала им утром ногти па руках и ногах, и села у низкого стола, заваленного сладостями, сосудами с пивом, финиками и медовыми печениями; рабыни окружили ее; лениво пожевывая шарики из мастики, они приготовились слушать.

Мимута, сморщенная и желтая, как старый пергамент, была искусной рассказчицей.

— Слушайте, — начала она, — я расскажу вам о мудреце Сатни-Хаэмусете, искавшем волшебную книгу…

Рабыни уселись удобнее и принялись слушать знакомую сказку. К старой истории о поисках магической книги Мимута прибавляла всякий раз свои собственные выдумки.

Нерхеб и Актис не слушали ее. До них лишь изредка долетал ее тягучий, бесстрастный, шамкающий голос:

— Сатни-Хаэмусет встретил их поздней ночью, по пути в Темеху, к Западному рогу неба… Он видел сфинкса с человеческой головой, грифа с телом шакала, орлиной головой и ястребиными крыльями… Он видел тигра с змеиной головой и много других непобедимых и страшных чудовищ пустыни… Но боги Египта охраняли его… Сама светлая Нут явилась ему из ветвей смоковницы, подала блюдо хлебов и сосуд с водой и сделала своим гостем… Три дня гостил у нее Сатни-Хаэмусет, а на четвертый день сказал…

— Слушай, моя возлюбленная, — шептал Нерхеб, — подобно водоему, полному свежей воды, я полон тобой… Без тебя мой дух влачится как сломанное крыло, он слаб как дрожащий лист… С тобой — он сильнее могучего быка, сильнее льва, сильнее сильнейшего… Я полон тобой, как чаша вина перед жертвой… Взор мой тонет в твоих глазах, словно цветок в воде канала… Приди сюда, дай мне вдохнуть аромат твоих волос, возлюбленная моя…

В шатре было душно и жарко. Свежий ветер проносил мимо шорохи ночи и чуть заметно колебал полог из саисской шали…

— Чего ты хочешь, любимая моя, скажи?.. Я все положу к твоим ногам, похожим на две молодые пальмы в час, когда утреннее солнце золотит их своим поцелуем… Чего ты хочешь?..

Она лежала с закрытыми глазами и молчала, ибо у счастья не бывает слов…

— По ту сторону Гадира Сатни-Хаэмусет построил большой корабль, — доносился из темноты монотонный голос старухи, — он поплыл по Северному морю к одному из четырех небесных столпов… Шесть лунных кругов плыл Сатни-Хаэмусет и наконец…

Внизу, на дворе, залаяла собака, загоготали гуси, — близилось утро.

Никто не знал, что Актис не сирота, — никто кроме ее родных и старой Мимуты. У Мимуты ястребиный нос и ястребиный зоркий глаз. Она заметила Актис еще в детстве, когда та бегала голая, с обожженной солнцем кожей, с прядью над правым ухом, и крала фиги с лотка торговца.

— Маленькая красавица, ты будешь царицей мужских сердец, — нашептывала ей Мимута, — приходи ко мне, я научу тебя искусству любви…

Семилетняя Актис широко открывала большие черные глаза и смеялась. У старухи не было впереди двух зубов, и от этого изо рта ее вырывался странный присвист.

— Маленькая красавица… я научу тебя искусству… ты будешь царицей… — передразнивала ее Актис и убегала.

Отец Актис. Тинро, так же, как и дед и прадед ее, был парасхитом — нечистым человеком. Прикоснувшись к бальзамировщику или случайно войдя в его жилище, люди должны были очищать себя в храмах с помощью жрецов, совершать омовение и произносить очистительные молитвы. Бальзамировщики не могли надеяться на загробную жизнь, так как не имели нрава быть набальзамированными, их «ка» умирало вместе с их грязным телом или переходило в самых низших животных и гадов. Они были, поистине, прокляты богами и людьми.

Актис родилась у одного из бальзамировщиков и была такой же нечистой, как ее отец, мать, сестры и братья.

Слова Мимуты пустили корни в ее детском уме. как душистый бейтаран пускает корни среди песков пустыни. Актис начала стыдиться своих родителей и мечтать о другой жизни.

— Ну, что, моя красавица?.. — говорила ей при встрече Мимута. — Не надумала ли ты уйти ко мне?.. Я живу рядом с рынком, в богатом кирпичном доме… У меня пол и стены в саисских и тирских коврах; мои девушки едят сладкое печенье, гранаты и жарят себе мясо антилоп, они пьют мед, пиво и кекемское вино, мажут тело и волосы благовонным маслом… У каждой из них по пяти ожерелий, по десяти запястий и по ящику с разными притираниями и красками… Хочешь, я подарю тебе бронзовое зеркало, и ты увидишь свое лицо лучше, чем в грязной воде пруда возле глиняного хлева твоих родителей? Ты красива; ты, поистине, красивее всех девушек Хсоу; даже в больших домах богачей я не встречала таких красавиц, как ты… Ты — дитя «Золотой», ты — дитя светлого Гора, голубой лотос Египта, пчела, сосущая мед цветка…

Льстивые слова кружили голову Актис, как напиток из проса, который она пила раз в жизни, во время праздника жатвы. Девочка смотрелась в воды пруда, видела свои черные глаза, такие блестящие, как глаза богов в храмах, видела свой пунцовый рот, похожий на розовую кувшинку, рассматривала свои стройные ноги, гибкие руки и старалась забыть, что она — нечистая…

Она — царица или жрица богини. На ней дорогая белая одежда и финикийское ожерелье, в руках ее опахало из цветных перьев, волосы ее пахнут миррой, на пальцах — кольца из зеленых камней… Ее несут на носилках черные рабы… Люди целуют землю при встрече с ней… Она едет в храм… Жрецы встречают ее поклонами и поют в ее честь священные песни…

Мечты уносили Актис далеко от ее бедного дома, где куча братьев и сестер спала на грязной пальмовой цыновке и ела жесткие лепешки из «сорго».

— Актис!.. — звала ее мать, — ступай, собери топлива!.. Не сиди без дела, ты — не дочь «рпат»!..

Актис нехотя поднималась, брала камышевую корзину и шла собирать навоз по дорогам для топлива. Мечты ее разлетались как дым.

Спустя три наводнения Актис убежала из родного дома к Мимуте. Она постаралась стереть из памяти мысль о семье и уверила себя, что она сирота.

Старая Мимута была хитра. Она пошла тайком к бальзамировщику и рассказала ему, где скрывается его дочь.

Тинро позвал жену.

— Меризанх, — сказал он, — не плачь о дурной овце твоего стада… Она отбилась от тебя и попала в чашу терновника… Твое стадо велико и без нее, Меризанх, — паси его, и да благословят тебя боги…

Меризанх плакала:

— О Актис, дитя мое, близкое сердцу… Я выносила тебя с трудом, я родила тебя с трудом, я растила тебя с трудом… Какую плату ты даешь мне за мои труды?.. Поистине, мне надо было бы молить богов раньше, чем они даровали мне тебя, которую я возлюбила превыше всех детей!..

И подняв руки к небу, она трижды прокляла дочь.