Артур Феличе - Багровый хамсин

Мимута спокойно выслушала причитания и проклятия Меризанх, успокоила ее насчет судьбы Актис и подарила на прощанье несколько «утну» меди, двух уток и меру меда.

Уходя, она взяла с обоих клятву, что они не откроют никому местопребывание Актис.

— Кто захочет смотреть на пляски девчонки, если узнает, что она дочь бальзамировщика?..

Решено было объявить соседям, что Актис утонула, купаясь, или ее утащил какой-нибудь зверь пустыни.

Медь, утки и мед успокоили на время Меризанх, дети обступили ее, обычный круг домашних забот окружил ее, и Актис, казалось, была забыта.

Мимута радовалась. Она отвела Актис в храм Хатхор испросить благословения «Светлой» на голову своей новой питомицы.

Хатхор, в лице своих служителей-жрецов, вняла молитвам и особенно богатым приношениям Мимуты и послала девочке редкое умение плясать.

Через два наводнения слава о плясках Актис стала переходить из квартала в квартал. Кто не слыхал о красавице Актис, о голубом цветке Египта, о ее черных, как плод терновника, глазах, о ее темных косах и о ногах, легче которых не было во всей Долине от Абу до Северного моря?..

В красавице Актис уже не могли узнать голой, смуглолицей, всегда голодной девочки из квартала бальзамировщиков.

Актис установила прочную славу за домом плясок. Старая Мимута не прогадала. Только у нее одной было столько посетителей, только у нее одной было столько богатых и знатных гостей. Мимута распродала всех своих прежних рабынь и накупила новых, самых красивых. В ее доме были девушки из Ликии с золотистыми волосами и розово-белой кожей, девушки из Рафии, с Родоса, из Ассирии, из Элама и Урарти… И все же Актис затмевала их всех.

— У Актис кожа прозрачнее финикийского стекляруса!..

— У Актис волосы благоухают слаще, чем ароматы Пунта!..

— У нее ноги — как две ласточки, быстрые и легкие!..

— У Актис глаза как ночь и горят они как Сопдит в месяц Тоот…

— Руки Актис — два лотоса!..

— Рот Актис — цветок граната!..

Так говорили о ней гости Мимуты.

Так говорил о ней и писец Нахтмину Пенроирит.

Но вот уже три месяца, как Актис встречала писца холодно, отказывалась от его подарков и отворачивала лицо.

— Что с тобой?.. — спрашивал ее Пенроирит. — Ты хмуришь брови при взгляде на меня… Губы твои сурово сжаты, а сердце не веселится, когда я приношу тебе подарки… Что с тобой?..

Глаза Актис были неподвижны. Она гладила свою любимую кошку и молчала. Черная блестящая шерсть животного лоснилась под ее руками, выкрашенными лавзонией. Тонкая косская ткань платья обнажала смуглое колено танцовщицы.

— Ты не слышишь меня, Актис?..

Пенроирит смотрел на нее гневно.

Актис очнулась, сбросила кошку на пол, поправила платье и спросила:

— Ты что-то сказал?.. Что ты сказал, господин?..

— Я сказал, что ты не встречаешь меня улыбкой, как прежде… - злобно прошептал Пенроирит. — Твои мысли далеко отсюда; они витают, как птицы над водой; твои глаза, обращенные в мою сторону, не видят меня… Скажи, разве я не прав?..

Она улыбнулась и ответила:

— Ты прав, господин, ты поистине прав: мои уста говорят с тобой, но сердце мое не слышит твоих слов; мои глаза глядят на тебя, но не видят твоего лица… Я — как Нил в дни полноводья… Я полна, как и он… Я полна мыслью о свете моего дня, о дыхании моих уст, о владыке моего тела и моей души, о прекраснейшем из людей, о том, кого ты привел сюда три «лунных круга» назад…

Пенроирит вспыхнул.

— О Нерхебе?..

Актис закрыла глаза, протянула руки и прошептала страстно:

— О свет среди ночи!.. О сладостный мед моих уст!.. Сын Горахте, возлюбленный мой, ты сказал слово, и пустыня зазеленела, цветы раскрылись и ждут твоего знака!.. Все злое бежит от твоего света и умирает в тоске!.. Приди!.. Приди!.. Приди!.. Ибо жизнь без тебя — мрак гробницы…

Пенроирит стоял перед ней бледный, дрожащий от бешенства, готовый ее ударить.

Актис посмотрела в его сторону с отвращением.

— Уйди!.. — сказала она тихо и оттолкнула его. — Возлюбленный берет меня в свой дом, и я не буду больше плясать для тебя…

Разве могла она теперь плясать для кого-нибудь, кроме одного лишь Нерхеба. Все мужчины были ей теперь гаже черепахи и скорпиона… С того часа, как Нерхеб сказал ей, что хочет взять ее в свой дом, она перестала владеть своими мыслями, она перестала быть госпожей своих дум.

Пенроирит расспрашивал Мимуту:

— Он купил у тебя девушку?..

Старуха причитала:

— Ох, господин, она — не рабыня, чтобы я смела ее продавать. Благородный «семер» обещал мне золота и ожерелий, но они не покроют убытков… Уход лучшей плясуньи разорит меня!.. О несчастная, старая Мимута, скоро ей придется итти босиком на рыночную площадь и просить милостыню в дни праздников… Мой дом опустеет, гости уйдут от меня с бранью… Мои девушки начнут голодать и высохнут как мумии… Что я стану тогда делать?..

— Удержи ее силой!..

— Ее не удержишь, господин… Легче воду Нила заставить течь в сторону Семне, чем эту своенравную ослицу заставить сделать против ее желания… Если слезы родной матери не могли удержать ее в дни, когда еще прядь спускалась ей на уxo…

Пенроирит насторожился.

— Ты рассказывала, что Актис сирота…

— Сирота, сирота, господин… Она родом из То-Кеннэ и чиста как глаз Ра, как слеза Изиды, да простят мне боги мою ложь!..

— Не хитри!.. — схватил ее за руку писец. — Где ты подобрала девчонку?.,

— Ай, ты делаешь больно старой Мимуте, господин!.. Мне нечего хитрить… Раз она уходит от меня, мне не приходится больше терять… Но я дала клятву в храме и не смею открыть тайну…

— Я дам тебе золота, и жрец освободит тебя от всякой клятвы. Говори!..

Мимута бросилась целовать его руку.

— О щедрый господин!.. О милостивый господин!.. Не сокрушай своего сердца паршивой овцой моего стада… Я приведу тебе другую, лучшую, с далекого острова, белолицую, с глазами, похожими на цветы лотоса, с грудью белее алебастра, с ногами стройнее обелиска… Ее зовут Родосрера… Хочешь взглянуть на нее?..

— Откуда ты достала Актис?.. — закричал Пенроирит. Старуха сжалась под его руками и зашептала:

— Да простит мне «Прекрасноликая», но, видят боги, ты сломаешь мне спину… Девчонка родом из нашего города, дочь бальзамировщика Тинро, грязная и нечистая, как ее проклятый отец…

Руки Пенроирита разжались; на губах мелькнула злая усмешка.

— Хорошо же, красавица Актис, я сделаю тебе еще один последний подарок!..

У Бикит с утра был полный дом работы. Как предусмотрительная хозяйка, она со вчерашнего дня оставила в золе два—три уголька, и ей ничего не стоило раздуть в очаге огонь. Она наскоро испекла на камнях две лепешки, завернула их вместе с двумя головками чеснока в тряпку и отправила мужа на работу.