Йожеф Дарваш - Колокол в колодце. Пьяный дождь

Геза умолк. Разглядывая танцующих, он забарабанил нервными длинными пальцами по столу в такт музыке. У него были красивые руки. Следя за его пальцами, я прислушивался к выстукиваемому ритму и лишь смутно догадывался, что он хочет этим сказать.

— Должно быть, надо мной смеются? — неожиданно спросил он.

Я ответил что-то невнятное. Но его, видимо, и не интересовало, что именно я промямлил.

— Отчего так происходит? Какая-то женщина въедается в поры твоего тела, в саму кровь, как ржа в железо. Счищаешь пятна, трешь себя до самых костей, чтоб избавиться от налета ржавчины. Честь, трезвый рассудок, человеческое достоинство начисто сходят с тебя, бесследно исчезают… а вот ржавые пятна все равно остаются… — Геза немного помолчал. — Неужели в любви все предопределено роком? — И посмотрел на меня глазами с красными прожилками.

— Я не верю в это. Независимость личности начинается с того, что свои инстинкты, эмоции…

Нетерпеливо отмахнувшись, Геза прервал меня:

— Личность! Независимость личности! — Словно я употребил не его собственное любимое выражение, а что-то чуждое ему, с такой презрительной гримасой он передразнил меня. Лихорадочно и, как мне показалось, убеждая самого себя, он пустился в рассуждения. — Имея дело с дробями, мы приводим их прежде всего к общему знаменателю? Или к частному? А, не все ли равно! В математике я не особенно силен. Почему в отношениях между женщиной и мужчиной таким общим знаменателем служит постель? Женщина… Вроде бы и сам знаешь, что подлая тварь. И ты ей это без конца твердишь, пытаешься доказать. И в сущности, лишь для того, чтоб убедить самого себя в этом. Однако напрасные потуги. Твои отношения с ней определяет она сама и не успокоится до тех пор, пока окончательно не втянет тебя в омут… И несмотря на это, остается в полном соответствии с принципом относительности чистенькой, незамаранной. Разве не так?

В кафе гремел джаз. В клубившемся табачном дыму, неистово, судорожно подергиваясь, танцевали пары. Геза неожиданно вскочил и ушел. Тщетно я звал его, пытаясь вернуть. В конце концов мне пришлось расплатиться за выпитые им пять стопок коньяку…

Идиот, услышав пение Гезы, вырвался из рук Шари, снова спрятался за его спиной и захныкал оттуда.

— Не вздумал ли ты шантажировать меня? — язвительно спросила Шари. — Что-то не верится, чтобы ты был так уж привязан к нему. — Помолчав немного, она добавила: — Знаешь что? Поедем-ка с нами. Я договорюсь с Лаци. — Она произнесла это каким-то нарочито развязным тоном. Тем не менее слова ее прозвучали хлестко, как удар, нанесенный в самое чувствительное место. При этом она слегка сощурила близорукие глаза и презрительно скривила губы.

На какое-то мгновение вся фигура Гезы угрожающе напружилась, как туго, до предела натянутый лук. Веки Шари дрогнули, ресницы испуганно затрепетали, она инстинктивно попятилась к двери, хорошо зная крутой нрав и вспыльчивость Гезы.

— Значит, милейший твой братец тоже пожаловал сюда? Вернулся за вами? — Геза, как это ни странно, сказал это спокойным голосом. Слова его звучали мягко, чуть ли не кротко.

— Поговорить с ним? — подзуживала его Шари, как боязливый ребенок подзуживает собаку. — Я в самом деле могу поговорить с ним. Конечно, если ты не возражаешь!

— Вернулся и забирает вас с собой в Вену. Стало быть, непримиримым идейным разногласиям между вами пришел конец? Ну что ж, скатертью дорога! — Обретенный им самоуверенный тон я считал вполне оправданным, хотя настороженно и недоверчиво прислушивался к его словам. — Катись и ты, Кальманка! — И он подтолкнул к Шари дрожащего от страха идиота. Тот уперся, норовя забиться куда-нибудь. — А тебе не жаль расстаться с ореолом новоиспеченной мученицы?

— Представь себе, нет!

— А ведь в наше время ореол мученичества высоко котируется, курс его на политической бирже повышается. Ты могла бы красоваться в нем с немалой выгодой для себя. Или ты тоже разочаровалась идейно?

— Вы все осточертели мне.

— Все?.. Кто именно? Нельзя ли поконкретнее?

— Мне не нравится, что наш народ каждый раз делает революцию как-то minderwertig [75] Неполноценно, низкопробно (нем.) . . Либо совершает ее трусливо, с бессмысленной жестокостью.

— Ты стала слишком просвещенной.

— Просто я развила дальше твою же собственную теорию об исторической асинхронности, — съязвила Шари. Геза вновь потерял самообладание. Глаза его гневно засверкали. Очевидно, и Шари заметила перемену в его настроении и с наслаждением, смакуя каждое слово, добавила: — Minderwertig никогда не приводит к добру. Ни в искусстве, ни в любви. Не говоря уже о политике. Понимаешь, Гезочка?

Геза одним прыжком очутился у двери и распахнул ее.

— Пожалуйста, уходите! Сейчас же! — прохрипел он с еле сдерживаемой яростью.

В этот момент послышался стук в дверь прихожей.

Идиот с поразительным, несвойственным ему проворством побежал открывать. Возможно, до его сознания дошел смысл разговора, и он решил улизнуть.

В комнату ворвался Золтан Алмар, взбудораженный, в необычном одеянии.

— У вас что, звонка нет? Я никак не мог его найти. — В докторском халате, в белой шапочке с красным крестом, он являл собой весьма комичное зрелище. Увидев необычную компанию, которую никак не ожидал встретить здесь, нежданный гость пришел в замешательство. Сорвав шапочку, он, запинаясь, поздоровался с Шари и даже поцеловал ей руку, затем, окончательно сконфузившись, стал машинально напяливать шапочку.

— Какими судьбами, Золтан? — удивилась Шари. — Вы что, поступили на пункт «Скорой помощи»? Масса раненых, не так ли?

— Да… как бы вам сказать… — И, обернувшись к Гезе, с таинственным видом шепнул ему: — Я прибежал за тобой.

— За мной?

— Дело в том…

— Со мной не произошло никакого несчастья. Как видишь, я даже не ранен. Если, правда… — И, скорчив саркастическую гримасу, он пощупал щеку.

— Дело в том, что… — снова заговорил Алмар, затем, покосившись в мою сторону, замолчал. — Можно поговорить с тобой с глазу на глаз? — спросил он извиняющимся тоном и виновато посмотрел на Шари.

— Разумеется, — откликнулась Шари.

— Можешь говорить при всех, — сказал резко Геза.

Я почувствовал, что он ответил так отнюдь не из солидарности со мной, а в пику Шари. И возможно, из желания противоречить Алмару.

— Поступил тревожный сигнал… — Алмар был в затруднении, он с явной неохотой цедил слова. — Органы госбезопасности тайно готовятся произвести массовые аресты. Всех схваченных хотят объявить заложниками.

— Заложниками?..

— Ты тоже включен в списки.

— Ну и что же? — вскинул брови Геза.

— Тебе нельзя оставаться дома.

— Я только что говорил по телефону с Польди. Он ничего мне не сказал.