Йожеф Дарваш - Колокол в колодце. Пьяный дождь

Но сейчас не об этом речь: усач проходил по улице с такой хитроватой ухмылкой, которая свидетельствовала о том, что он знает сногсшибательную новость. Вот потому односельчане и увязались за ним, думая при случае завести разговор.

— Куда поспешаешь, Лайош? — окликнул Мешко с противоположной стороны улицы Юхас. — Что-то ты нашего брата, бедняка, уж и не стал примечать?

Юхасу он все-таки бросил несколько слов на ходу:

— Важные дела начинаются, дядюшка Иштван! Скоро сами увидите…

День клонился к вечеру. В эту раннюю весеннюю пору темноте предшествовал синеватый сумрак. Март выдался холодный, ветреный. Воздух пах по-весеннему пряно и так же остро, как молодой лук. Ранней весной пахла и оттаявшая земля, воздух, стены домов, изгороди, стога сена и соломы — словом, весной веяло отовсюду. Люди жадно вдыхали свежий воздух. И казалось, даже приземистые домики выше подняли свои кровли. Девчата и молодки то и дело налегке выскакивали из дому, бегали к соседям, они уже были босиком, из-под их порхающих юбок мелькали крепкие молодые ноги. В затененных уголках дворов еще белели пятна нерастаявшего снега. На улицах резвились ватаги ребятишек, которых всю зиму держали взаперти или во дворе перед домом. Старики еще сумерничали в кожухах, но ведь они и летом частенько их надевали.

Слова, брошенные на ходу усатым Мешко Юхасу, моментально облетели всю деревню, люди высыпали на улицу: так тихий ручей от хлынувшего ливня внезапно превращается в бурный поток. Снедаемые любопытством, они следили, возле какого дома остановится всезнающий Мешко. Но как ни странно, он нигде не задерживался. Ну конечно, проныра торопился к дому Хедеши. Когда наконец все увидели, что усач открыл именно его калитку, шедшие за ним по пятам до самых ворот повернули назад. Войти туда вслед за ним никто не отважился.

— Надо бы зайти к Анти. Авось чего услышим про наш общий выгон! — крикнул кто-то соседу через улицу.

— Время выгонять скотину вот-вот приспеет. А куда ее выгонять, никто не ведает.

— Анти небось знает, да не говорит. Уж больно скрытный человек, умеет хранить тайну. Кабы своя была тайна, пусть бы хранил. Так ведь общая она…

— Ясно, общая! Туды его растуды…

— Уж больно самоуправный стал. Все по-своему гнет.

— Поздно заговорили! Сколько раз я вам твердил: пора избрать другого мирским старшиной. Нельзя, чтоб собака слишком привыкала к своей конуре, палкой ее оттуда не вытуришь. Ты ее палкой, а она норовит в палку зубами вцепиться. Очень уж он вам полюбился. Другого не пожелали!

— Нам он и теперь подходит, коли хочешь знать.

— А подходит, так нечего хныкать, пусть все делает по-своему.

— Хныкать мы непривычны. А ежели и посетуем иной раз, так ведь промеж себя.

— Об чем же тогда разговор, дядя Шандор? Пусть все остается как есть!

— То-то и оно, братец!..

Судили они да рядили, переливая из пустого в порожнее, и ни у кого не хватало смелости заглянуть во двор к Хедеши. Это могли позволить себе только богатеи Фери Деак, Михай Зана, чернявый Юхас. С ними старшина ладил. Известное дело — ворон ворону глаз не выклюет. Так уж исстари повелось.

— Но все-таки растолкуйте мне, дядя Шандор, почему Хедеши ни в какую не соглашается стать сельским старостой? А?

— Потому как не хочет занять место своего свата.

— Неужто Анти такой сердобольный?

— Ничего другого вроде бы нет.

— Как бы не так. Старостой быть чести больше, а проку меньше… К тому же старый Бенкё все равно пляшет под его дудку.

— И все-то ты знаешь, Иштван, сосед дорогой. А сказать в глаза ведь не скажешь, когда надобно. Молчишь, как глухонемой.

— Да и вы знаете не меньше моего, дядя Шандор.

— Как не знать! Чай, не лыком шит! Да и много всего на своем веку повидал.

Старый Шандор Карбуй препирался со своим соседом Иштваном Варгой, что жил напротив него. Другие меж ними не встревали, только изредка позволяли себе вставить словечко.

— А кто повинен, что с пастбищем этак оплошали? Слыханное ли дело вспахать выпас на взгорье?

— Известно, почему кричишь! Не досталось тебе ни клочка.

— А ты помалкиваешь, потому что тебе прирезали немалый кусок.

— Я за него сполна уплатил. Совесть моя перед людьми чиста.

— Ой ли? То-то нынче некуда скотину выгнать. Или это по совести? А?

— Кто виноват, коли господский управляющий слово нарушил? Я? Сулил сдать нам в аренду пустошь, а теперь отказывается.

— Ежели Анти такой башковитый, отчего дал такую промашку? Ротозей, видит бог, ротозей. Этакую беду на людей накликать!

— Насчет Анти не сомневайся, он маху не даст!

— Я не об нем пекусь, дядя Шандор. Я о тощей скотине своей, пекусь. Мирского старшину найти просто, а вот где волов раздобыть, ежели эти с голоду околеют? Хедеши вместо них не запряжешь! Сам в ярмо тоже не полезешь!

Соседи долго не могли успокоиться. Приустанут, отдохнут с минутку и снова за свое — как дворняжки-пустобрехи. Давно между ними шли нелады и стычки бывали часто. Дома их стояли напротив и, казалось, тоже косились друг на друга. Раздоры между Карбуями и Варгами начались с незапамятных времен и продолжались десятилетиями. Повздорили когда-то их деды, будучи молодыми, как говорится, из-за какой-то занозы от ярма. В общем, никто толком не мог объяснить, из-за чего они поссорились, но обиду затаили, и передавалась она из поколения в поколение. Злопамятные соседи упорствовали в своей непримиримости. С годами вражда поутихла: если деды до конца своей жизни так ни разу и не заговорили друг с другом, то их внуки даже здоровались при встрече и в разговор вступали, но не могли не препираться. Им казалось, что этим они оказывают должное уважение своим предкам.

Однако в нынешней перепалке давали себя знать не только отголоски давнишней родовой ссоры. Сегодня страсти разгорелись из-за весьма злободневных дел. Но всему бывает конец. Заядлые спорщики умолкли, хотя по домам не расходились. Ни сгущавшиеся сумерки, ни мартовский резкий ветер их не пугали. Наоборот, толпа все росла. Ее неумолчный гомон создавал иллюзию приподнятого весеннего настроения у собравшихся.

Меж тем в доме Хедеши усач Мешко уже в третий раз принимался за свой рассказ, и все начинал сначала. Делал он это не потому, что хозяева его не поняли с первого раза, просто у Мешко была такая привычка, и он никогда ей не изменял. Изумление, которое выражали лица слушавших его людей, доставляло ему неописуемое удовольствие. Как же можно было ограничиться однократным сообщением сногсшибательной новости?

— Говорю тебе, Анти, как на духу. Нынче вечером он прибудет сюда. Ежели только ничто не помешает.

— Поживем увидим, Лайош.

Хедеши воли чувствам не давал. Да и положение его не позволяло ему слишком изумляться, только желваки ходили на его скуластом лице, выдавая внутреннее волнение.