Карлос Рохас - Долина павших

Он шел вниз по течению, меж зарослей камыша и ежевики, и воспоминания одно за другим вставали в памяти, точно заводи реки, уносившей былое. «Последние воды уходящей реки — первые той, что придет. В этом нынешний день», — сказал ему Р., перефразируя Леонардо, тогда в сентябре и на этом же самом месте, а река уносила отражение облаков. Qu’est que tu as fait de ta jeunesse? [36] О, подумай, что ты сделал / С юными годами? ( франц. ). Перевод Ф. Сологуба. П. Верлен. Лирика. М., 1969, с. 182. Он улыбнулся при мысли, что поэзия, слово во времени, переходя из одного века в другой, становится избитой фразой. «Перестает быть значительной — разумеется, это не касается поэзии Рембо, который по крайней мере сумел забыть свою беспутную молодость гения и погрузиться в иные, куда более страшные глубины ада». Зеленый блестящий зимородок выпорхнул из зарослей к воде.

После того аборта они виделись с Мариной редко, и всегда в университете. Они не избегали друг друга, но как бы отдалились, может, потому, что ни ему, ни ей теперь нечего было сказать друг другу. К тому времени, когда Сандро с Р. окончили университет, она уже год или два не ходила на занятия. Монархисты давно перестали драться с фалангистами у доски объявлений. ООН проводила санкции против франкистской Испании, и эйзенхауэровская Америка готова была взять ее под свое крыло. Дон Хуан Бурбонский из Эсториля писал тогда каудильо, который теперь, почти четверть века спустя, агонизировал в резиденции Пардо: «Если желание утвердить мир и благоденствие в Испании воодушевляет Ваше превосходительство (в чем я нимало не сомневаюсь), я уверен, мы легко найдем приемлемую практическую формулу для преодоления существующих трудностей и для выработки окончательных решений».

А через четыре или пять лет Сандро отправился в Соединенные Штаты. И поспел как раз вовремя, чтобы прочитать в «Таймсе» слова Агустина Муньоса Грандеса, бывшего генерала Голубой дивизии, а ныне министра вооруженных сил, только что прилетевшего в Нью-Йорк и заявившего о себе: «Перед вами — военный преступник, не утративший своего восхищения гитлеровской Германией». На генерале были знаки отличия Голубой дивизии, Железный крест первой степени и прочие нацистские награды. У Сандро был контракт на преподавание испанского языка и литературы в школе второй ступени под Ньюбургом, в штате Вермонт, где двадцать четыре года назад Лорка написал свои «Стихи озера Эдем Милз». Вся испанская литература, за исключением «Дон Кихота», надоела Сандро до крайности. По сравнению с английской и французской она казалась ему творением или витающих в облаках метафизиков или реалистов, придавленных к земле собственными чувствами. В Колумбийском университете он защитил докторскую диссертацию по истории искусств, «ибо в конечном счете романский период в Каталонии, Эль Греко, Веласкес, Гойя и Пикассо — это та почва, в которую уходят корни трех поколений итальянских эмигрантов, давших начало некой личности по имени Сандро Васари, а также оправдывают существование культуры, которую только Сервантес сумел выразить в словах».

Готовить диссертацию он начал в Колорадском университете. Летом 1973 года, оставив за плечами два развода и двоих детей от второй жены, которых он постарается никогда больше не увидеть, он впервые после 1955 года возвратился в Барселону. Родители его к тому времени уже умерли, и он почти две недели провел один, запершись в их квартире, типичной для средней буржуазной семьи, изо всех сил старающейся не забыть своих национальных корней. Он получал удовольствие, созерцая за стеклами буфета изделия из красного стекла, подделку под Мурано; фарфоровых наяд, копию тех, что украшали «Буцефал», резной деревянный корабль, с которого Dux ежегодно объявлял sponzalizio di mare [37] Дож объявлял обручение с морем ( итал. ). — свадьбу Венеции с Адриатическим морем, в те времена, когда море было еще зеленым, точно горные пастбища, по выражению д’Аннунцио; под зеркалом — бюсты Камило де Кавура [38] Итальянский политический деятель (1810–1861). и Джузеппе Гарибальди, пожелтевшие от времени; великие гравюры, изображавшие рабов-гермафродитов работы Микеланджело, и самого Микеланджело, с отбитым носом, в одиночестве мастерской задумчиво созерцающего своего завершенного Моисея; старые издания «Путешествий по Италии» Гёте с названием на корешке и в переплете из красного атласа, с изображением самого Иоганна Вольфганга фон Гёте, слушающего в Маломокко и Пелестрине гондольеров, которые поют ему стихи Тассо и Ариосто: «In exitu Israel de Aegypto / Cantavan tutti insieme ad una voce,/ Con cuanto di quel salmo è poscia scripto [39] Сыны Израилевы в исходе из Египта / Мольбы единым гласом возносили, / И с той поры псалмы о том поются ( итал. ). », репродукции Рождества Иисуса Христа кисти Пьеро делла Франчески [40] Итальянский художник (1420–1492). , где пятеро обязательных пастухов, собравшись в кружок, возносят свои хвалы и непременный волхв указует перстом в небесный свод; и «Клевету» Сандро Боттичелли, где обнаженная Истина тоже тычет пальцем в небо.

Один в пустой квартире, он тогда напивался так, что все эти Пьеро, Боттичелли, гондольеры, рабы, Моисей, Микеланджело, Гарибальди, Кавур, дух Адриатического моря, «Буцефал», наяды и подделки под муранское стекло перепутывались, темнели и в конце концов сливались с обступавшей его темнотою. Но даже и тогда ему не удавалось заснуть. Первый раз в жизни на него навалилась бессонница, и Сандро не мог ни одолеть ее, ни объяснить. Он потерял счет дням и ночам, и появилось ощущение, что эта бессонница — не его, что она навязана кем-то в наказание за неведомую вину. Потом Сандро понял, что это бдение — преддверие сна, кошмарного сна, который в свое время освободит его от этой кары. Однажды на рассвете (неизвестно, сколько таких рассветов встретил он без сна) ему наконец удалось заснуть. Он проспал весь день, помолодев и телом и душою, словно в солнечную погоду искупался в океане. Он готов был поклясться, что видел невероятный сон, но забыл его — должно быть, безвозвратно. Окончательно его разбудил телефонный звонок. Оказывается, Р. узнал, что он вернулся, но от кого — не хотел говорить. Р. приглашал его сегодня же поужинать вместе, в ресторанчике «Пасахе-де-ла Тринидад», находящемся в двух шагах от старинного здания публичного дома, обитательницы которого в свое время вдохновили Пикассо на создание «Девушек из Авиньона», которые положили начало кубизму в его творчестве. Он сразу же согласился.

В тот вечер Р. впервые сказал ему о книге про Гойю. Одно издательство предлагало на прекрасных условиях выпустить полное жизнеописание художника из Фуэндетодоса [41] Муниципалитет в провинции Сарагоса, где родился Гойя. с обширным исследованием всех его работ. Книга выйдет в таком издании, которым мог бы гордиться сам Гойя. Сандро не стал вдаваться ни в детали заманчивого проекта, ни в пункты договора. Ему казались несущественными обстоятельства, в которых будет достигаться столь значительная цель. На следующее утро в присутствии Р. Сандро подписал договор. И тут же им овладел страх, какой он уже испытал, когда пробовал бросить пить. Всепоглощающий страх перед невозможным, таким пугающе-жестоким, что пронзает мысль: он обречен на бессмертие в этом бренном мире, который вот-вот исчезнет и оставит его навеки одного посреди враждебной всякой жизни вселенной. Великий страх от ощущения, что он — мертвый и вынужден рядиться под себя самого в другой жизни, торопясь на бал, где в зеркальной галерее пляшут такие же, как он, маски. Когда приступ страха прошел, он снова бросился пить, стараясь заглушить скуку, навалившуюся вслед за страхом. Он подумал, неужели эта скука и отвращение не дадут ему написать книгу, но тут же отбросил сомнения. Жизнь Гойи начинала становиться его жизнью.