Карлос Рохас - Долина павших

Для завсегдатаев дворца Капричо эти махо, маноло и чисперо и есть народ, который они недавно для себя открыли и теперь обожествляют от скуки и эротизма, всегда терзавших аристократию. Дамы из Аламеды одеваются как махи — в длинные черные юбки, тугие пояса, низко вырезанные лифы и болеро с кисточками. На голову накидывают кружевные мантильи, из-под складок которых, точно голубки, выглядывают груди. Мужчины забирают волосы сеткой, словно матадоры или ярмарочные цыгане; носят белые рубашки, коротенькие курточки, туго обтягивающие ляжки короткие штаны, шелковые чулки и башмаки с огромными пряжками. Но из-за маски выглядывает подлинная суть тех, кто наводнил парки и дом герцогов Осуна. Тореро, воспитанные на городской бойне, вроде Костильяреса и Пепе-Ильо, становятся самыми дорогими гостями Марии Хосефы. Эти люди едва умеют расписаться, но их гордость, замешенная на тщеславии и чувстве собственного достоинства, то, как они уверенно ступают по дворцовому мрамору и как безоглядно презирают смерть, воспламеняет всех без исключения дам. Год божьей милостью 1789-й для одних будет годом Французской революции, а для других — годом восшествия на престол Его католического величества Дона Карлоса IV. А для ценителей боя быков он будет еще и годом, когда на торжественной корриде по случаю коронации Педро Ромеро на руках отнесет пропоротое быком бесчувственное тело Пепе-Ильо в ложу герцогини Осуны и положит к ее ногам.

Война покончит с этим карнавалом. («Сеньор Маркес, сеньор Маркес, это вам не театр, тут умирают взаправду».) А за год до начала войны умирает герцог Осуна. Герцогиня, которую Жан Франсуа Шабрун относит к самой тонкой, а может, и самой извращенной разновидности всех этих мах и петиметров, открывает в своем доме на Леганитос публичную библиотеку. Посол Австрии привозит ей из Парижа в дипломатическом багаже запрещенные книги вроде «Английских писем» Элен Уильямс или «Исповеди» Руссо. Французский академик Мариус Шарль Жозе де Пуже берется покупать ей иные, не столь опасные вещи: чай из Китая, ткани из Японии, ирисовые духи и семена для ее садов. Когда в 1802 году выходит «Гений христианства» Шатобриана, Мария Хосефа приходит в ярость от того, что Пуже вычеркивает книгу из списка и не посылает ей, считая чересчур опасной. Академик приносит герцогине извинения, и буря не выплескивается из стакана воды.

Во время войны герцогиня все время живет в своем кадисском доме и, невзирая на присущий ей вольтерьянский и реформистский дух, не вступает ни в какие отношения с захватчиками — в отличие от многих других представителей знатных семейств. Она переживает не только царствующую чету, но и их сына, Желанного. Она достаточно умна, чтобы понять: ее время, которое Гойя необычайно точно и выразительно запечатлел на картонах для шпалер, сгинуло в пожаре войны, хотя ей самой и удалось спасти имущество. Возможно, в старости герцогиня Осуна поймет, что то время кончилось с Французской революцией 1789 года, однако самой Испании, экономически и духовно отсталой, понадобятся еще двадцать лет и военная катастрофа, чтобы осознать это. Пресыщенная и уставшая от крушения привычного мира, она умирает у себя во дворце Куэста-де-ла-Вега 5 октября 1833 года.

Здесь, на берегу водоема, где играют в жмурки, никогда не стемнеет, потому что художник остановил время и еще потому, что небеса здесь бумажные. А в садах дворца Капричо, где Пепе-Ильо и Костильярес раскачивают качели с герцогиней Осуной, на пруды и акации начинает медленно опускаться ночь. И очень скоро, тьма сомкнется, и все действующие лица этого долгого маскарадного праздника ослепнут, как и наряженный в махо молодой кавалер, щупающий воздух длинной деревянной ложкой. И тогда в бесконечных потемках, которые и по сей день окутывают страну, засветятся глаза чудовищ, которые Гойя извлечет из своих «Капричос»: из того самого лабиринта, длиною во всю нашу историю, новейшую и вечную, где всегда будет все то же самое, ибо люди не знают дороги.

Он перечел последние строки написанного о картонах для шпалер, над чем работал всю ночь, и выключил настольную лампу. За окном утро розовело на заиндевевших сосновых иглах. Чуть раньше, едва начало светать, он слышал, как поднялась Марина. Не обменявшись с Сандро ни единым словом, она закуталась в старое серое пальто и прошла мимо его окна в мутном рассвете утра, сухо хлопнув дверью на прощанье. Потом он слышал, как она мучилась — заводила застывшую на холоде, тарахтевшую «симку» — и уехала, переключая скорости, по широкой заснеженной дорожке, терявшейся в роще.

Он зажег газ, вскипятил воду и налил себе чашку горячего кофе. И только тогда, все еще раздумывая над «Дракой на дубинках» и вообще над «черной живописью» из Дома Глухого, заметил радиоприемник, затерявшийся среди книг. Передавали вчерашний медицинский бюллетень и последние утренние сообщения, в которых не было ничего нового.

«В 15.30 вчера состояние здоровья Его превосходительства генералиссимуса характеризовалось острой гипотонией, с нарастанием венозного давления и вздутием в области брюшины; был диагностирован „острый живот“ вследствие, вероятно, плохого заживления шва, что может быть результатом как частных, так и общих осложнений в течение болезни. Было решено осуществить срочное хирургическое вмешательство, которое было произведено в операционной клиники „Ла-Пас“ профессором Мануэлем Идальго Уэртой при сотрудничестве врачей Артеро, Алонсо Кастрильо и Кабреро. В группу анастезиологов и реаниматоров входили врачи Льаурадо и Франсиско Фернандес Хусто. Контроль за сердечной деятельностью осуществляли врачи Виталь Аса, Сеньор де Уриа, Мингес и Пальма в присутствии лечащих врачей. Во время операции было обнаружено наличие разошедшихся тканей шва, что связано с излагавшейся ранее картиной шока, в результате чего на участке между желудком и тонким кишечником возникла непроходимость и выброс содержимого кишечника в брюшную полость. На разошедшиеся ткани вновь были наложены швы, брюшная полость дренирована. Операция, длившаяся два часа, прошла удовлетворительно. Дальнейшие прогнозы остаются крайне тяжелыми».

Хосе Луис Перес Ольмедо, мадридец, женатый, отец троих детей, двадцати шести лет от роду, техник по установке аппаратов кондиционированного воздуха, католик и, возможно, член общества болельщиков футбольной команды «Райо Вальекано», явился в клинику «Ла-Пас» с целью отдать одну из своих почек Франко. «Моя жена немного напугана, но понимает меня. Мы, испанцы, всем обязаны этому человеку, который сейчас так страдает». Его адрес и предложение записали на бумаге, а средства массовой информации запечатлели его облик для потомков. После этого он отправился на службу. Женщина из района Куатро-Каминос пришла к клинике в намерении «способствовать свершению чуда». В надушенном платочке она принесла золотой медальон Пресвятой девы дель Кармен, еще один — Богородицы Лурдской, кольцо с рубином и бриллиантовой розочкой и бумажный флажок испанского государства. Она сказала, что эти вещи, хранимые ею в реликварии, творят чудеса у нее в доме уже много лет, на протяжении жизни не одного поколения. Херардо Гонсалеса Серрано, три десятилетия служившего садовником во дворце Пардо и достигшего восьмидесяти шести лет, инвалида, каждое утро приводят к дверям клиники «Ла-Пас», чтобы он изблизи мог следить за событиями. Ансельмо Паулино Альварес, посол Доминиканской Республики в Мадриде, заявил прессе, что «генералиссимус — самый великий из оставшихся в Европе глав государства. Нам сказали, что в результате последней операции состояние здоровья Франко улучшилось. Положение складывается благоприятно, и мы этому чрезвычайно рады. Я — его личный друг уже двадцать лет». Сальвадор Тебар Хименес, грузчик из Картахены, пробежал восемь километров, отделяющие клинику «Ла-Пас» от Пуэрта-дель-Соль, с пятидесятикилограммовым грузом на плечах. «Я сделал это, чтобы выразить благодарность Франко», — заявил он.