Аполлон Еропкин - Записки члена Государственной думы. Воспоминания. 1905-1928 [litres]

И я уверен, что крестьяне охотно и радостно встретят предлагаемую земельную реформу, покупая помещичьи земли в собственность при посредстве Государственного земельного банка.

Конечно, от общей схемы этой реформы и связанной с нею финансовой операции вполне возможны отступления и отклонения. Так, прежде всего нет оснований исключать возможность добровольных сделок между бывшими помещиками и крестьянами. Не говоря уже о том, что могут найтись такие случаи, что помещик по соглашению с крестьянами вновь сядет на землю и вновь начнет свое разрушенное хозяйство, особенно если хозяйство это было связано с каким-нибудь сельскохозяйственным производством, например, сахарные, паточные или винокуренные заводы, куда крестьяне могли сбывать запасы свеклы и картофеля и получать с завода отбросы или барду на выкормку скота. Или даже простая мукомольная мельница, которая освобождала крестьян от дальних поездок за помолом и т. п.

Могут быть и более сложные комбинации соглашений. Я, например, помню, как покойный Родзянко говорил мне, что он был бы удовлетворен, если бы ему вернули его екатеринославскую усадьбу [320], от земли он бы отказался.

Я не вижу также оснований, почему бы бывших помещиков устранять от переговоров о продаже их земли крестьянам через Земельный банк?

Такие переговоры лиц заинтересованных, хорошо знающих местные условия, лишь способствовали бы быстроте и легкости проведения всей реформы: там, где чиновник банка будет биться недели, там местному человеку достаточно, быть может, одного дня для выяснения всех условий продажи.

Наконец, возможна и другая комбинация разрешения земельной проблемы – это удовлетворение бывших помещиков не государственными бумагами, а землей из Государственного земельного фонда. Одна Сибирь – неисчерпаемый земельный источник!

Нельзя сомневаться в том, что частное крупное землевладение в России вновь возродится. Иначе быть не может, ибо это противоречило бы истории культуры всего мира. Пример Советской России достаточно поучителен. Когда русский мужик жаждал захватить помещичью землю, он всегда представлял себе, что эта земля перейдет ему в собственность. Собственный участок земли – это идеал русского, да и всякого иного крестьянина. Но одно мелкое землевладение не может удовлетворить всех функций государства. На что уж советская власть убога и бессмысленна, но и она находит нужным сохранить некоторые крупные поместья в виде совхозов или колхозов, которые, однако, никакого дохода не дают, да и не могут давать, ибо в них отсутствует главный стимул всякого хозяйства – сбережение.

Без крупных хозяйств должно заглохнуть вообще всякое сельское хозяйство, ибо крупное хозяйство является образцом сельскохозяйственной культуры и техники: новые сельскохозяйственные машины, ценные семена, новые способы обработки почвы, образцовые породы скота, разные сельскохозяйственные фабрики и производства – все это недоступно мелкому хозяину, какие-нибудь тракторы или паровые молотилки – разве они доступны мелкому хозяину?

Сколько времени советская власть носится со своей электрификацией земледелия и дальше слов не пошла, ибо для мелкого хозяйства эти крупные затраты недоступны.

Если русское поместное землевладение рухнуло внутри страны, то, быть может, ему суждено возродиться в Сибири, которая до войны занимала очень крупное место в русской вывозной торговле: кому неизвестны сибирские масло, яйца и сибирские скот и птица?

Земельный простор и отсутствие жадных взоров – вечные спутники всякого поместья в России. Помещики отступились в России от своих земель. Там теперь полный простор для крестьянина. Но что-то не видно, чтобы крестьянину стало вольготно, весело жить на Руси. Коммуна и советская власть сумели захватить его в свои мертвые клещи посильнее помещика даже в эпоху крепостного права.

И доселе в идеале русского крестьянина живет собственный участок земли, навеки нерушимый. Этого идеала не сумел вытравить из деревни Ленин. На этом идеале и необходимо строить дальнейшую жизнь в деревне. Земля должна перейти крестьянам в их частную собственность. Помещики получают лишь бюджет июня, отвлеченное право собственности, которое они могут осуществить лишь в виде эквивалента стоимости своих бывших поместий, будет ли то государственная процентная бумага или новый участок земли из государственных земель где-либо на окраинах России или в Сибири, в тех местах, где земля не возбуждает ничьей зависти.

На эту уступку помещики должны идти: лучше что-нибудь, чем ничего. Речь идет не о спасении помещичьего землевладения, а о восстановлении России.

Украина. «Докат». Куб-Союз.

Командировка на Украину и Северный Кавказ

Постановление Земского страхового союза в Москве о моей командировке состоялось 8 августа 1918 года Однако выехать из Москвы я мог только 20 августа. Задержка эта произошла из-за получения украинского паспорта в московском Украинском консульстве, а также из-за ожидания так называемого делегатского поезда, который курсировал в единственном составе между Петербургом – Москвой – Киевом, затрачивая на этот переезд и обратно в лучшем случае около трех недель.

Этого поезда я так и не дождался, отправившись в путь «за границу» на свой риск и страх. Оно и к лучшему, ибо, как оказалось впоследствии, делегатский поезд никаких гарантий правильного и спокойного пути не давал: все те же задержки, те же обыски и осмотры багажа, документов, та же неуверенность в благополучном миновании «нейтральной зоны».

Я не знаю, загоняли ли пассажиров делегатского поезда на станции Орша-товарная за особую загородку под надзором строгого немецкого капрала и с часовыми под ружьем в ожидании господина коменданта, а господин комендант запоздал, и мы все, более ста человек, не попали поэтому на ближайший дневной поезд; не знаю, проводят ли эти пассажиры всю ночь в холерном бараке при той же станции, как провели ее мы, сидя на полу на собственных чемоданах, ибо стены этого злосчастного барака кишели насекомыми; не знаю, выстраивали ли их под утро в шеренгу перед посадкой на поезд под надзором все того же капрала, весьма энергично выкрикивавшего свое привычное «zurück» [321].

Как бы то ни было, но от Орши до Гомеля – местность, оккупированная германцами, – мы имели скорый поезд, о которых давно забыли в России, причем заплатили за 6 часов езды в третьем классе по 52 рубля. Впрочем, в Жлобине нас всех высадили, и до Гомеля мы уже дотащились кое-как. В Гомеле – украинская граница, там новый скорый поезд прямо до Киева, цена билета третьего класса, одна ночь пути, 60 рублей.