Александр Быков - Секретная должность агента Рейли

Калисфена, вернувшись из ЧК, испытывать судьбу не стала, собрала вещички и тем же днем уехала в родную деревню, оставив дом на попечение дворника.

В деревне девки с городскими манерами были в цене, и она вскоре вышла замуж. Была Соколова, стала Иванова. Ищи-свищи Калисфену!

Она и не подозревала, что гражданкой Соколовой буквально через неделю после отъезда интересовались представители ведомства Кедрова. Но дворник то ли нарочно, то ли со страху сказал им, что горничная уехала в Грязовец к родне. На самом деле Калисфена обосновалась совсем рядом, в родной деревеньке по соседству с местечком Молочное, где делали масло и учили маслоделов.

В августе 1918 года бывшую горничную Дружининых сотрудники Завесы найти не смогли. О ней, как о ценном свидетеле, чекисты еще неоднократно вспомнят и в 1933, и 1947 годах, но разыскать, несмотря на редкое имя, не смогут.

Еще в июле 1918 года многие вологжане, услышав о планах Антанты по поводу Архангельска, а не говорил об этом только немой, поспешили перевести туда свои дела. Некоторые местные политики, представители разных партий, от кадетов до эсеров уехали туда в надежде на то, что смогут продолжить общественную карьеру. В числе их были кадет Петр Зубов, вологодские эсеры Маслов, Дедусенко, Лихач. Их недолгое восхождение к вершинам власти закончится так же стремительно, как и началось, но в истории Северной области они еще оставят свой след.

Вологодские купцы переводили деньги на счета в Архангельском отделении Госбанка, ведь перед ними замаячила перспектива начала международной торговли.

Почетный гражданин Вологды Дмитрий Степанов не только отправил в Архангельск крупную сумму на имя своего компаньона, но и послал туда учиться в учительском институте дочь Августу.

Густя с сожалением покинула Вологду. Архангельск казался ей чужим, продуваемым холодными ветрами городом.

У нее не было там подруг и просто знакомых, не считая компаньонов отца. Но она подчинилась воле родителя и еще до начала интервенции оказалась в Архангельске.

В течение августа 1918 года опустевшие посольские особняки заняли советские учреждения. Карающий меч революции прошел по всем, кто так или иначе касался дипломатов Антанты. Почти все эти вологжане в итоге поплатились за свои знакомства. Но что такое судьба горсточки людей, когда происходят революционные перемены, сметающие старые устои. Ровным счетом ничего.

Побывавший в начале августа городе сотрудник американской неправительственной организации Y.M.C.A. [26] Организация христианской молодежи, занимавшаяся гуманитарными программами. , молодой человек Коля Муромцев увидел Вологду и обомлел: «У-ух какой город! Улицы широкие, немощеные, песчаные. Дома большие, деревянные, тоже с резьбой, каждый стоит, окруженный фруктовым садом. Богато тут живут. Тротуары на три фута выше дороги, дощатые. У извозчиков лошади откормленные. В центре города дома каменные, красивый собор, что Успенский в Кремле. Хороший город, богатый, все как будто лесом торгуют и кружева плетут.»

Муромцев привез в Вологду много консервов, которые передал англичанам. Вот что он сообщил по этому поводу потомкам: «Поехали к англичанам. Послов союзников уже нет, только Генеральный консул». Коля так назвал вице-консула Генри Бо, он не сильно разбирался в дипломатической иерархии. Но то, что он напишет дальше, внушает уважение к молодому человеку, правильно оценившему текущий момент первых дней августа 1918 года.

«Были слухи, что англичане будто бы высадились в Архангельске и Мурманске. Мне показалось это глупым. Архангельская губерния больше Франции и Германии вместе взятых. Что они высадкой хотели доказать? Никуда они через тундру и тайгу пойти не могут. Это как комар на заднице вола.»

События последующих недель и провал быстрого наступления на Вологду, которого так ждали оставленные в городе дипломаты и многие горожане, привыкшие за полгода пребывания посольств к светским раутам и степенной жизни, показали стратегические просчеты операции.

Победоносного взятия Вологды войсками союзников не получилось. Город был превращен в ставку большевиков, где сначала располагался штаб Советской ревизии, потом Завесы, руководимой Кедровым, а потом и ставка Шестой Армии. Началась другая история, Вологда попала в тиски большевистского террора.

В августе 1918 года Вологда представляла собой полную противоположность Архангельску. С лучших зданий в центре города исчезли иностранные флаги. Граждане, привыкшие было к свободной жизни в международном сообществе, оказались в чуждой им обстановке советского прифронтового города. Повсюду отряды Красной армии. На улицах города стали пропадать граждане. Кого-то брали для допроса по подозрению в контрреволюционных взглядах, кто-то просто бесследно исчезал.

Больше всех, казалось, пострадали те, кто бывал в посольствах. Почти все они подверглись допросам. Некоторые были арестованы.

Семья князя Львова с отъездом посольств лишилась не только приятного общества, но и продуктов питания. Дипломаты часто одаривали консервами нуждавшихся аристократов. Оказавшись без иностранной помощи, они к счастью для себя быстро уехали из Вологды.

Елизавета Мизенер после отъезда посольств оказалась без работы репетитора, посольских чаепитий и общества прекрасных молодых людей, служивших в дипломатических учреждениях.

Жители города, видя, чем занимается новая военная администрация, подозревали самое худшее. Для этого у них имелись все основания.

На станции Вологда в тупике напротив Богородского кладбища вологжане часто видели вагоны, принадлежавшие Советской ревизии Михаила Кедрова. Они то появлялись, то исчезали, Кедров все время находился в разъездах.

28 июля, еще до архангельского переворота, руководитель Советской ревизии М. С. Кедров был в Москве с докладом у Ленина. На повестке стоял вопрос о посольствах.

— Выдавили их из Вологды, Владимир Ильич, — рапортовал Кедров, — и недели с момента отъезда Радека не прошло, как засобирались прочь. Что ж, голод не тетка, создали господам условия.

— Было важно, чтобы дипломаты приехали в Москву, — пенял докладчику председатель Совнаркома, — архиважно, и с этой задачей вологодские товарищи не справились.

— Не было никакой возможности заставить их ехать в Москву, у посольств свобода передвижения, мы делали, что могли. Я приставил к ним своего человека, надежного товарища, латышского стрелка, он мне докладывал с каждой станции. Сейчас он с ними в Архангельске, будет сопровождать до последней точки на русской территории. Они подписали ему документ о личной неприкосновенности.