Юлия Верба - Троеточие… [litres]

Сашка Ильинский, улыбаясь, заскочил на борт:

– Шо, опять?

Он уже летал на этой зверюге. ТУ-95, по классификации НАТО В – BEAR, «Медведь» был инженерным олимпом конструкторского бюро Андрея Туполева. Самый быстрый в мире стратегический бомбардировщик-ракетоносец межконтинентальной дальности, самый мощный мотор с КПД в 34 процента, который не то что в ближайшее десятилетие – до нового века не смогут улучшить.

ТУ-95 наводил шороху еще с пятидесятых, а после того, как такой же «Медведь» в шестьдесят первом сбросил на испытаниях самую мощную в мире термоядерную «Царь-бомбу», стал легендой.

Любимым развлечением экипажей ТУ-95 стала охота за авианосцами США. Сашка, умевший скорешеваться с кем угодно за полчаса, пару месяцев назад лично участвовал в таком показательном выступлении. Координаты авианосца передали с берега – «Медведь» неожиданно спикировал вниз и на уровне около ста метров с грохотом прошел над летной палубой, сымитировав бомбардировку. А пилот радостно высунул американцам руку в традиционном жесте с перехватом в районе локтевого сгиба.

Начальство на такое пижонство снисходительно закрывало глаза. Это было в прошлой месячной командировке на Кубу.

Сегодня у Сашки был важный день. Вчера закончились последние хлопоты, инструктаж, получение бумаг, проверка любимого чемодана, который он мог разобрать и собрать с закрытыми глазами – как автомат в армии. Новая должность, новые обязанности и большая, уже постоянная работа на Кубе. Он мысленно сочинял письмо маме – что теперь работает на курорте. Почти как Одесса, только немного жарче. И его испанский с английским пригодятся по полной программе. Он таки был любимчиком у судьбы, которая, как одесская еврейская мама, опекала и баловала – сытое вольное детство, лучший вуз страны, не армия, а курорт, легкая любовь и такой же легкий, без ссор, развод с Тамарой, снова свобода и работа, о которой мечтает любой гражданин СССР независимо от возраста. Он видит мир, но не три дня раз в три месяца, как моряки, а самые красивые и яркие его страны и города – Испания, Англия, США, Куба, и не портовые лавки, а самый цимес – курорты, музеи, красивые люди… Ксенина знаменитая легкость и радость от жизни, ее ум и умение шикарно устраиваться в любых условиях достались Саше вместе с черными глазами и выдающимся носом, про который барышни, краснея, хихикали: «Что на витрине – то и в магазине…» В свои двадцать шесть он увидел и узнал больше, чем вся его родня, вместе взятая.

Перелет был долгим. Из холодной Москвы на горячую во всех смыслах Кубу…

Советский Ту-95 «Медведь», летевший из СССР, вдруг изменил курс, вошел в воздушное пространство США и пролетел очень близко к авиабазе Лэнгли в Вирджинии. По данным ПВО США, это было видно с диспетчерской вышки. Нарушитель не отвечал. Первый обстрел был неудачным – огромная махина была на редкость маневренной…

Ксеня кричала и била изо всех сил по стеклам веранды. Панков в ужасе пытался ее обнять, удержать, ухватить изрезанные стеклами руки, но она вырывалась и голосила так, что сбежались соседи. Через полчаса приедет скорая, вкатит ей успокоительного и снотворного. Обработают порезы.

– Суицидница. Надо в больницу. Не уследите же, ну и вообще положено оформлять, – скажет Панкову фельдшер, выходя из спальни.

Тот сунет ему двадцатипятирублевку:

– Никакой больницы. Она и так натерпелась.

Фельдшер вздохнет:

– Да я понимаю, что мать сына потеряла. Смотрите, чтоб она завтра опять что-то с собой не сотворила. Может, все-таки в больницу?

– Под мою ответственность, – прорычит Панков. – Вы ее не знаете. Она справится.

Он закроет калитку, отвяжет собаку и вернется к кровати. Пригладит волосы спящей Ксене. Посмотрит на нее. Распухший нос картошкой. Складочки у губ. Все руки в бинтах. Она судорожно всхлипывала даже во сне. Панков еще никогда не чувствовал себя таким жалким и потерянным. Все его деньги, связи, возможности – ничто не могло помочь обожаемой Ксаночке.

Илья Степанович боялся отойти от кровати. Поэтому ближайшая соседка вечером поехала за Женькой. Та приедет на следующий день до работы. Рявкнет на собаку, чтоб не прыгала на чулки, процокает каблуками на веранду, молча зайдет вместе с Панковым.

Ксюха Беззуб уже не кричала, а сидела – серая, потухшая. На комоде стояла Сашкина фотография в резной рамке из черепахового панциря. Черная лента перечеркивала его щеку с ямочкой. Ксеня смотрела на нее не отрываясь. Такой свою сестру Женька не видела никогда. Как будто вся жизнь вытекла из нее, а опустевшее тело заполнили полностью слезы, все прибывая и переливаясь через край.

– Ксеня, Ксеня, послушай меня…

Ксюха не отвечала. Глаза пустые. Слезы текли по щекам, по шее, по атласным отворотам халата… Она их не вытирала, только иногда смаргивала, но не отряхивала.

– Самолет нарушил государственную границу США, был обстрелян американскими ПВО и был сбит… сбит… где-то на их территории. Вот… – Она наконец хрипло заговорила, трясущимися руками подняла мятую газету и ткнула пальцем в крошечную заметку: – Вот и в газете написали… Но я знаю… Саша… Он как папа… Это был папа. Папа – птица… Сашка его судьбу повторил… Все, как тогда…

Панков испуганно покосился на Женьку. Та молча кышнула на него рукой:

– Выйди! – И бесцеремонно добавила: – И дверь с той стороны закрой!

– Ксюха, что ты несешь? Какая птица? Какой папа? Папа умер полвека назад.

Ксеня повернулась:

– Люди после смерти становятся птицами и прилетают в новых людей… Мне шаманка на Сахалине сказала… И что папа и мама станут птицами. Это папина душа была в Сашке… И опять самолет… И опять рано…

Женька скрипнула зубами:

– Что за бред? Не похож твой Сашка на нашего папу ни внешностью, ни характером, ничем. Чушь не городи…

Ксеня сморгнула, очередная волна слез полилась через край:

– Птица… Самолет… Теперь Сашенька на небо улетел… Как жить, Женька? Зачем?..

Женька только сопела и молчала. А потом пересела напротив Ксени, загородив портрет с кисейной черной косынкой на углу.

– Значит, так, – заговорила она. – Узнаю руку мастеров. Слушай сюда. Никакого папы, никакой птички. Это точно Петька номер два.

Ксеня всхлипнула:

– Он тоже взорвался? Заживо взорвался?

– Если ты кому-то ляпнешь хоть слово, я тебя убью, – процедила Женька. – Петька, сука, жив.

– Как? – Ксеня от удивления вдруг пришла в себя и сфокусировала взгляд на Жене. – Как жив?

– Приезжал в пятьдесят шестом, – хмыкнула она. – Посмотреть на нас. Тварь. Пятнадцать лет. Сука, почти пятнадцать лет я его оплакивала!.. А он в Германии. Разведчик хренов!..

Ксеня резко наклонилась к Жене:

– Ты что думаешь… думаешь… Сашенька? Он…