Элизабет Гиффорд - Добрый доктор из Варшавы [litres]

Здешние крестьяне не видят и не знают, что происходит за глухими неприступными стенами лагеря в густом лесу, но ветер доносит до них странный запах гниения и гари.

Дорога проходит через лес, деревья стоят так близко, что задевают узкую решетку окна. Потом сосновые ветки исчезают, поезд останавливается, двери распахиваются. Снаружи раздаются грубые крики на немецком и польском.

В лагере Треблинка нет бараков для рабочих. Это совсем крохотный участок посреди соснового бора. Сладкий запах оттуда разносится по всей округе. Если знать, отчего он, волосы встанут дыбом.

Сюда каждый день привозят тысячи людей. Ни один не возвращается обратно. Измученные жарой и жаждой пассажиры, которым удалось выжить в дороге, слезают с поезда. По узкому проходу между рядами колючей проволоки они идут в душевые, куда вместо воды подают угарный газ. Через два часа все, кто сошел с поезда в Треблинке, мертвы.

Но в Варшавском гетто никто об этом не знает. Еще никому не удалось сбежать отсюда и рассказать людям, что такое Треблинка.

Этим вечером Миша и мальчики вместе со своей бригадой, которую можно принять за толпу оборванцев, возвращаются в гетто. В его сумке под инструментами спрятана маленькая булочка с корицей. Подарок Софии в честь дня рождения. Как только стемнеет, он отнесет ее имениннице.

Ожидая, пока охранник у ворот проверяет мужчин, Миша замечает, что улицы пусты. Еврейские полицейские тихо переговариваются, на лицах у них потрясение и страх. Что-то случилось.

Проходя через ворота, он спрашивает одного из охранников, в чем дело.

– Бог мой. Вы же не знаете. Они забрали Корчака и детей.

– Что значит – забрали?

– Посадили в поезд. Увезли.

– Ты это сам видел?

– Я не видел, но все знают.

По гетто всегда бродит множество слухов. Миша качает головой. Не может быть, охранник наверняка ошибается. Мальчики тоже все слышали. И ждут, что он разуверит их.

Есть только один способ узнать, что произошло.

Миша несется по пустым улицам, мальчики бегут позади, воздух обжигает им легкие. Торопливо они пробегают по деревянному мосту, по Гжибовской, Сенной. Ставни в кафе Татьяны закрыты. Двойная дверь с улицы Сенной распахнута настежь. Миша взбегает вверх по лестнице в главный зал.

Тишина. Пол усыпан перьями, будто летом неожиданно выпал снег. Мародеры уже наведались сюда, распороли подушки, порылись в шкафу с детскими ящичками. Детские сокровища, пуговицы и камешки, разбросаны по полу. На сцене остались накрытые для завтрака столы, на них чашки с недопитым молоком, недоеденный хлеб на тарелках.

Детей нет. И пани Стефа на этот раз не выходит посмотреть, какую еду им удалось раздобыть.

Мальчики бегут в бальный зал. Миша слышит, как они зовут хоть кого-нибудь, а сам сворачивает в боковую комнату, которая служит лазаретом. Ему так хочется верить, что дети и Корчак где-то рядом, что еще немного, и все разъяснится. Может, их просто увели на проверку или заставили на время переехать в другое здание.

Он замечает на полу очки пана доктора, на одной линзе трещины разбегаются в разные стороны, как лучи у звезды. Доктор никогда не ходит без очков, он терпеть не может, когда не видит, что происходит вокруг, к тому же он всегда записывает свои мысли в блокнот. В тот момент Миша понимает, что они не вернутся. Слезы тихо струятся у него по щекам, глаза полны боли, которая теперь навсегда останется в них, о чем бы он ни думал.

В пишущей машинке остался лист тонкой бумаги, датированный сегодняшним утром.

Поливаю цветы. Моя лысина мелькает в окне. Идеальная мишень.

У стены солдат с ружьем. Почему он просто стоит и смотрит? У него нет приказа стрелять. Возможно, в гражданской жизни он был учителем, или нотариусом, или дворником в Лейпциге. А может, официантом в Кельне. Что он сделает, если я ему кивну? Или помашу рукой, приветствуя? Возможно, он даже не знает, что происходит на самом деле. Он мог прибыть только вчера, издалека…

Ненависть не для меня, ее нет в моей душе.

Слезы катятся по лицу, Миша осторожно вытаскивает листок из машинки и собирает оставшиеся листы бумаги, разбросанные по полу. Дневник пана доктора. Он складывает листы в маленький чемодан вместе с блокнотами, в которые доктор делал записи о детях. Сверху кладет треснувшие очки и закрывает чемодан.

Мальчики входят, такие же испуганные и растерянные, как в первый день в доме, когда им было по восемь лет.

– Наверху никого?

– Никого.

Они проверяют комнаты в пристройке позади дома. Тот же беспорядок, следы поспешного отъезда, перевернутые мародерами вещи.

Гнетущий дух беды навис над домом, будто оползень, готовый вот-вот обрушиться на мост.

– Они скоро вернутся, чтобы очистить территорию. Нужно уходить, – говорит он мальчикам.

Они отправляются к мосту на Хлодной.

Миша отчаянно хочет увидеть Софию, но и для нее, и для мальчиков слишком опасно появиться там так поздно. До комендантского часа всего несколько минут. Невозможно за это время пробежать милю туда и милю обратно.

Застанет ли он ее дома? Все ли у них в порядке?

Ясно одно. Их надежды на то, что в гетто у кого-то есть будущее, оказались иллюзией. В каком трудовом лагере на востоке, на каких работах могут понадобиться дети? Ицхак был прав. Судьба гетто решена.

Он должен вытащить отсюда Софию, и как можно скорее.

На следующее утро Миша и мальчики в первую очередь должны, как обычно, явиться к воротам у сада Красинских, чтобы идти на работу. Весь день они слышат, как мимо казарм медленно проезжают поезда.

Вчера по этим самым рельсам, совсем рядом с ними, могли ехать те самые вагоны для скота, в которые посадили детей, Корчака, Стефу и весь персонал. В тот вечер сразу после работы Миша мчится в квартиру Софии на улице Заменгофа.

Что, если он ее не застанет?

Дверь открывает София. Приникнув друг к другу, они молча стоят в коридоре. Сквозь сумерки в глубине комнаты он различает Кристину, которая качает малыша.

– Я видела их. Видела, как они шли, – говорит София. – Прямо под нашим окном. Я не знала, был ли ты среди них.

Подходит Кристина.

– Неужели их и правда увезли?

Миша кивает, его лицо искажается от боли.

– Но зачем? Они же дети.

– Кажется, у них план забрать всех нас. София, Кристина, нам нужно уезжать, – говорит Миша.

София кивает:

– Да, да. Но как? Снаружи гетто так же опасно, как и внутри, если нет больших денег, шантажисты…

– Нужно найти способ. Но ты права, нужны деньги, много денег. И мы должны придумать, как вам выйти из гетто.