Ирина Измайлова - Собор. Роман о петербургском зодчем [litres]

Затворив за Элизой дверь, Монферран кинулся к столу, схватил перо:

– Напишу прошение… Не может быть, чтобы мне отказали. Я начал, я хорошо начал. Пускай другие закончат.

– Другие не закончат, – проговорил из глубины его сознания знакомый голос.

– Это ты, проклятый?! – прошептал Огюст, неизвестно к кому обращаясь, ибо понимал, что, в сущности, разговаривает с самим собою. – Ну послушай, оставь меня, освободи… Я же человек! Смертный, слабый человек! Работа, которую я затеял, под силу титанам… И я взялся за нее сам и заставил других, таких же смертных, работать, точно они титаны! Ну хорошо, я – это я. А они? Один уже в лицо назвал меня душегубом!

– И ты испугался? – Голос был жесток и насмешлив. – Но без тебя собора не выстроит никто. И все, что совершилось, будет совершенно зря. Строить должен ты.

– О, не мучай меня! – простонал архитектор. – Пожалей! Я не выдержу дольше…

– Выдержишь. А жалости не проси, она не для таких, как ты. Работай!

– Черт бы тебя побрал! – Огюст платком вытер вспотевший лоб. – Есть ты или нет тебя, все равно, черт бы тебя побрал! Я не подам в отставку, не думай! И ни за что бы не подал… Чтоб надо мной смеялись? Все хорошо. Я спокоен, ребенок мертв, собор строится!

Прошло несколько минут. В дверь кабинета поскребся Алексей. Архитектор повернул ключ в замке.

– Какого лешего тебе надо? Я сказал: никому не трогать меня!

– К вам рабочие пришли, – виноватым голосом объяснил Алеша. – С ними один такой высоченный, кудрявый, с оспинами.

– Лажечников? – напрягаясь, спросил Монферран.

– Откуда я знаю, как его зовут? Он из новых, я еще их не всех помню по фамилиям. Ну резчик по мрамору. «Позовите, – говорит, – барина во что бы то ни стало!» Я и туда, и сюда, а он как столб!

– Хорошо! – воскликнул Огюст, выскакивая в коридор. – Я к ним выйду. Но пусть он мне еще скажет слово грубое, я его убью!

Алексей не успел ничего сказать. Хозяин уже сбежал по лестнице и вышел во дворик. Там топтались, неловко озираясь, четверо рабочих. Громадная фигура Лажечникова выделилась среди них.

– Что вам от меня нужно? – спросил главный архитектор.

К его удивлению, Павел неожиданно довольно учтиво поклонился и проговорил с каким-то странным смущением:

– Мы вот с просьбой… Да я сначала хочу вам сказать, ваша милость… Вы слов моих к сердцу не берите, что я налаял там. У меня язык-от такой.

– Твой язык, Пашка, дерьмом мазать надо! – хихикнул за спиною великана кто-то из рабочих.

– А ты, Сивый, помолчи! – отрезал Лажечников. – Я ж, ваша милость, вас не знаю, только-только тут. Ребята мне разъяснили, что к чему… Вы только не подумайте, что злобы вашей боюсь. Мне жаль, что зазря человека обидел.

– Очень рад, – с невольной язвительностью сказал Огюст. – И ради этого вы ушли с работы и явились ко мне? Что еще?

На резких губах Павла проскользнула теплая улыбка. Он сказал:

– Мы вот чего… Мальчонка-то наш, Егорушка, ведь оклемался!

– Что сделал? – поднял брови Огюст.

– Прочухался, – перевел другой рабочий.

– Жив?! – крикнул Монферран, невольно подаваясь вперед и хватая Лажечникова за руку.

– Жив, господин главный архитектор, – подтвердил тот. – Он о крышу-то стукнулся, убился сильно, аж не дышал. А тут вдруг под плащом вашим и зашевелился, застонал, верно, согрелся… Глазоньки открыл да давай мамку звать. А его мамки уже пять годов на свете нету!

– Лекаря звали? – спросил архитектор.

– А то как же? Дали ж вы аж сорок рублей. Лекарь сказал, ничего, не должен помереть малец, только полечить надобно… Ну вот мы и пришли: может, вы попросите, чтоб его в больницу определили? Койка-то наша в больнице занята, одна-единственная…

Монферран замахал на рабочих руками:

– В больницу? Ребенка? Вы в уме? Его там уморят хуже, чем в бараке! Сюда несите его, живо!

Рабочие опешили:

– Сюды? К вам?

– Ну не к князю же Юсупову!

Роскошный особняк князей Юсуповых находился рядом с домом Монферрана, в двух минутах ходьбы. Когда у Юсуповых устраивались празднества, их знаменитый оркестр нередко мешал Огюсту работать в библиотеке, заставлял в летние вечера затворять окна. Правда, Огюст смотрел на это весело и не злился: в конце концов, иной раз он сам любил повеселиться, и беззаботные вечера соседей не портили архитектору настроения. Сейчас Юсуповы вспомнились ему недаром: он вдруг представил себе, что за лицо было бы у сиятельного вельможи Николая Юсупова, выйди он пройтись по набережной и попадись ему навстречу эти чумазые визитеры…

– Говорю вам, несите мальчика сюда, у нас есть где его устроить, пока не поправится. А я за лекарем пошлю. Аня! Алексей! Живо!

Спустя двадцать минут двое из четверых возвратились. С Лажечниковым пришел тот самый парень, которому Огюст давал деньги. На руках у Павла, завернутый в шерстяной плащ, как в люльке, лежал бесчувственный Егорка.

– Куда положим? – беспокойно спросила Элиза, выйдя навстречу рабочим. – Анри, все комнаты внизу заняты.

– Так наверх! – Монферран взбежал по лестнице, и так как Павел, поднявшись за ним, нерешительно затоптался, подскочил к нему. – Дай сюда, я сам! В гобеленовую гостиную положим!

И он осторожно отобрал у резчика по мрамору его ношу.

В гостиной, украшенной изысканной коллекцией шпалер, стояла в алькове старинной работы кровать, которую Огюст купил почти из озорства на одном аукционе, ибо в списке вещей утверждалось, что это кровать покойной французской королевы Марии-Антуанетты. Сам он в этом сомневался, хотя на спинке кровати и стоял королевский вензель с лилией.

И вот на этой-то кровати, под тонким шелковым пологом, под вензелем французских королей, уложили по приказу хозяина дома его гостя, сына каменотеса Кондрата Демина, двенадцатилетнего Егорку.

Павел и его спутник, поклонившись, ушли, Алексей еще раньше был отправлен за доктором, а Анна в аптеку за льдом: лоб мальчика пылал. Огюст и Элиза остались возле Егорушки вдвоем.

У мальчика было округлое лицо с высоким выпуклым лбом, над которым клубились мягкие светлые кудри. Когда Элиза наклонилась над ним, он приоткрыл глаза, затуманенные беспамятством, и тут же закрыл их, но муж и жена успели заметить, что глаза у него черные, темно-карие.

– Светлые волосы и темные глаза! – прошептала мадам де Монферран. – Как у Луи… Правда, Анри, он похож на нашего сына?

Огюст молча поцеловал жену и отвернулся.

Вскоре вернулся Алексей, которому повезло застать дома доктора Деламье. Приехали они вместе.

– Что это за мальчик, который упал с крыши вашего собора и остался жив? – деловито осведомился Деламье, вытирая вымытые руки…

– С лесов на крышу, – уточнил Алексей.

– Все равно высоко… – махнул рукой доктор.

Осмотрев Егорушку, он ничего опасного у него не нашел. Жар, по его мнению, был следствием сильного удара и еще истощения, которое было у мальчика очень заметно. Выписав кое-какие лекарства, Деламье посоветовал все время дежурить возле больного и удалился.