Ирина Измайлова - Собор. Роман о петербургском зодчем [litres]

– Эт-то что еще за представление?! – взревел Монферран, безошибочно, с первого взгляда отыскав виновника экзекуции, молодого полицейского капитана, и набрасываясь на него подобно коршуну. – Вам кто позволил, а?! Здесь я распоряжаюсь, господин капитан!

– У меня приказ провести дознание, – отступая перед таким натиском, но сохраняя твердость в голосе, ответил офицер.

– Таким вот образом?! – Архитектор негодующе кивнул в сторону солдат инвалидной команды, при его появлении с видимой радостью опустивших прутья. – Это что, черт возьми, за методы?! У нас что, Турция?!

– У нас, сударь, – Россия, – проговорил полицейский, делая особое ударение на словах «у нас».

Синие глаза Монферрана угрожающе сузились.

– Попрошу обойтись без нелепых намеков, господин сыщик! Я знаю свое место, и вы должны знать свое. Это строительство мне доверено императором, и я здесь не рынок строю, а кафедральный собор России! А вы являетесь без моего разрешения и даже без моего ведома, останавливаете работу и калечите моих людей! Это незаконно!

– Но я же должен знать, кого из них следует отправить в Сибирь, – со спокойной и страшной улыбкой сказал офицер.

– Сударь, – переведя дыхание, возразил архитектор, – если вы будете продолжать в том же духе, то некого будет отправлять в Сибирь, да и работать некому. Эти люди работают на пределе сил, вам это известно? Ежедневно они здесь гибнут, калечатся, заболевают. Какая же им еще каторга? Я не знаю климата Сибири, но полагаю, он не может быть хуже здешнего, а работа в рудниках едва ли тяжелее намного. И вы еще со своими шпицрутенами… Избиваете десятки невиновных, чтобы отыскать двух-трех дураков, ошалевших от непонятного им события.

– Ишь, как вы защищаете мужичье! – с удивлением и раздражением глядя на архитектора, проговорил офицер. – Вы же дворянин, как я слышал… Впрочем, говорят, во Франции все революционеры…

– Что?! – Монферран подошел к молодому человеку совсем вплотную, и тот опять невольно попятился под его бешеным взглядом. – Вы как это сказали?! Я – революционер?! А вы видели революцию?! Вас пугает только это слово! А вы знаете, что это такое? А я видел ее! Моего дядю избили на улице ремесленники, которых он обругал скотами… Мне было восемь лет, когда меня ударил по лицу сапожник и назвал щенком-аристократом! Я – революционер?!

– Ну полно вам, полно! – Полицейский офицер даже взмахнул рукой, чтобы наконец остановить яростную речь архитектора. – Я же вас не обвиняю ни в чем, господин Монферран. Но зачинщиков бунта на строительстве я должен знать.

– Бунта на строительстве не было, – твердо сказал Огюст.

– То есть как это, сударь?

– Бунта не было, это я вам говорю. – Теперь в голосе Монферрана звучало раздражение. – Когда народ бунтует, он камня на камне не оставляет. А тут? Несколько перепуганных болванов принялись кидать бревна, сами не зная в кого. Потом опять же болван какой-то закричал: «Надо на площадь!»

– Кто закричал? – резко спросил офицер.

– Вы думаете, я это знаю? – не менее резко парировал Огюст.

Полицейский вдруг подобрался, как кошка перед прыжком, и почти сквозь зубы, коротко, отрывисто спросил:

– Вы сами… вы, господин архитектор, были в это время здесь?

– Да, – сказал Огюст. – А что? Вы думаете, это я закричал?

– Нет, конечно. Но вы, значит, должны были видеть, кто кричал. Вы должны были видеть, кто бросал бревна, камни, кто ломал ворота… Вы же знаете в лицо своих рабочих.

– Я их видел со спины, – не моргнув, ответил Огюст.

Говоря это, он подумал: «Надо же! Аракчеев не посмел меня так допрашивать, а этот… Ну, он далеко пойдет!»

Офицерик между тем продолжал наступление:

– Вы и со спины могли кого-то узнать, и потом, они же двигались, оборачивались… Послушайте, все можно решить очень просто, без проволочек и дальнейших допросов. Вы хозяин на этом строительстве, как сами сию минуту мне указали, вот вы и разрешите все сомнения. Назовите сами хотя бы десятка полтора негодяев, примкнувших к изменникам отечества, я их тотчас заберу с собою, и вы ни меня и никого из следователей больше здесь не увидите, даю в том честное слово. Ну так как же? Кто из них?

Столпившиеся во дворе мужики, всего их было здесь не менее четырех сотен, при этих словах замерли и умолкли, будто окаменели. Мастера с немым ужасом уставились на архитектора.

Монферран в первое мгновение тоже онемел, но затем почувствовал желание расхохотаться. Это было уже чересчур!

«Ладно, погоди же, мальчишка! – подумал он. – Ты не знаешь еще, на какого стреляного, перестрелянного, недострелянного воробья напал…»

Он неторопливым шагом подошел к настланным прямо на снегу доскам, на которых все еще лежали, корчась от холода и боли, два десятка подозреваемых, и быстро приказал им:

– Живо одевайтесь!

Приказание было выполнено мгновенно. Затем архитектор обвел взглядом рабочих. Одни смотрели на него с испуганной мольбой, а иные с затравленной злостью. Монферран вдруг тихо выругался по-французски, шагнул в сторону, к поставленной у сарая тачке со щебнем, и с неожиданной силой, дернув за ручки, опрокинул ее. Желтые камушки щебенки хлынули ему под ноги.

– А ну, взять всем по камню! – скомандовал Огюст рабочим.

Те зашушукались, замялись.

– Взять, я сказал! – прогремел архитектор.

– Вы что такое затеяли? – изумленно и не без тайного испуга воскликнул полицейский офицерик.

– Хочу вам кое-что показать! – весело ответил Монферран и опять закричал на рабочих: – Долго вы будете копошиться? Взяли? Очень хорошо! А теперь всем отойти к тому концу двора и встать спиной к нам! Ну! Живо!

– Не понимаю, что вы вытворяете! К чему это? – промямлил офицер.

– Смотрите, смотрите внимательно! – Голос Огюста звенел в застывшем от холода воздухе, как стальная струна. – Эгей, ребята, потихоньку посчитайтесь на десятки, и как только я скажу «давай», каждый десятый пусть бросит камешек вперед. Остальные положите камни в карманы. Ну? Раз, два, три, четыре, пять, шесть, семь, восемь, девять, десять… Давай!

Среди трех-четырех сотен совершенно одинаковых спин произошло легкое движение, взметнулись четыре десятка одинаковых рук в обтрепанных рукавах, и кусочки щебенки врезались в дощатый забор двора.

– А теперь перемешайтесь, живо! – закричал архитектор, почти откровенно смеясь. – Так, так, топчитесь, меняйтесь местами. И теперь все разом: по-вер-ну-лись!

Все произошло за какие-нибудь две-три минуты. И вот опять одноликая испуганная толпа замерла перед офицером и архитектором, только уже в другом конце двора.

– Я полагаю, у вас, как у всех служащих полиции, хорошая память, капитан? – с наивежливейшею улыбкой обратился Монферран к офицеру. – Вы, конечно, запомнили тех, кто бросал камни? Ну? Кто же?