Элиф Шафак - Стамбульский бастард [litres]

– И что вы все так возбудились из-за этой американской девицы?

Она отпила глоточек, но тут же скорчила рожу и потянулась за сахаром. Раз, два… в крохотный стаканчик опустились целых четыре куска сахара.

– То есть как это «возбудились»? Она же наша гостья. Она приезжает аж из другого полушария! – воскликнула тетушка Фериде и вытянула руку в подобии нацистского приветствия, желая показать, как далеко это другое полушарие.

В голосе у нее сразу послышалось волнение, речь о полушариях ее взбудоражила, а перед мысленным взором возникла общая карта циркуляции атмосферных и океанических потоков. Последний раз тетушка Фериде вживую видела эту карту в старших классах школы. Никто не знал, что на самом деле она выучила эту карту наизусть, всю, до мельчайших деталей. Карта так и сохранилась в ее памяти, запечатленная столь же живо, как в тот день, когда она впервые приступила к ее подробному изучению.

– А главное, эту гостью послал к нам твой дядя, – вмешалась в разговор бабушка Гульсум, которая делала все для того, чтобы сохранить репутацию нового воплощения Ивана Грозного.

– Дядя? Какой такой дядя? Тот, которого я по сей день в глаза не видела?

Асия глотнула чай. Все равно горький. Она бросила в стакан еще кусочек сахара.

– Ку-ку, очнитесь! Да этот человек ни разу нас не навестил, с тех пор как ступил на американскую землю. А пестрые открытки с видами Аризоны были единственным свидетельством того, что он вообще еще жив, – сказала Асия, злобно сверкнув глазами. – Кактус под лучами солнца, кактус в сумерках, кактус с пурпурными цветами, кактус с сидящими на нем красными птичками… Да он даже не удосужился внести некоторое разнообразие в свои открытки.

– Он еще присылает фотографии жены, – справедливости ради добавила тетушка Фериде.

– Да зачем нам эти фотографии? Пухлая блондинка улыбается на фоне кирпичного дома, куда нас так ни разу и не пригласили. Пухлая блондинка улыбается на фоне Большого каньона. Пухлая блондинка с огромным мексиканским сомбреро на голове. Пухлая блондинка улыбается, а на крыльце рядом с ней подстреленный койот. Пухлая блондинка с улыбкой жарит блинчики на кухне. Вас это еще не достало? Он ежемесячно присылает нам изображения этой абсолютно чужой женщины. И почему она вообще нам улыбается? Мы ее в глаза не видели, ради всего святого!

Асия залпом выпила обжигающе горячий чай.

– Путешествия – очень рискованная вещь, – заметила тетушка Фериде. – На дорогах полно разных опасностей. Самолеты угоняют, машины попадают в автокатастрофы, даже поезда переворачиваются, сходят с рельсов. Вчера на побережье Эгейского моря произошел несчастный случай, восемь человек погибло.

Не в силах смотреть в глаза собеседникам, она беспокойно оглядывала стол, а потом уставилась на черную маслину у себя на тарелке.

Когда тетушка Фериде излагала жуткие новости с третьей полосы бульварных газет, слушатели обычно погружались в напряженное молчание. Вот и на этот раз воцарилась тишина. Бабушка Гульсум поморщилась, ей было неприятно слышать, как поносят ее единственного сына. Тетушка Бану теребила кончики красного платка. Тетушка Севрие пыталась вспомнить, что за животное койот, но, проработав учительницей двадцать четыре года, она научилась бесподобно отвечать, но совершенно разучилась задавать вопросы и поэтому предпочла не спрашивать. Грызшая кусочек суджука Петит-Ma тоже замерла. Тетушка Фериде пыталась вспомнить, о каких еще катастрофах читала, но вместо леденящих кровь новостей в голову ей приходили картинки, на которых американская жена Мустафы красовалась в ярко-синем сомбреро. Если бы только найти такую шляпу в Стамбуле, она бы ее носила не снимая. И никто не заметил, какой удрученный вид сделался вдруг у тетушки Зелихи.

– Пора посмотреть правде в глаза, – твердо сказала Асия. – Все эти годы вы нянчились с дядей Мустафой, как с единственным драгоценным отпрыском мужского пола, а он и думать о вас забыл, как только вылетел из гнезда. Разве не ясно, что он плевать хотел на семью? А почему же тогда нам на него не наплевать?

– Мальчик занят, – оборвала ее бабушка Гульсум, которая, по правде говоря, предпочитала единственного сына своим слишком уж многочисленным дочерям. – За границей жить нелегко. До Америки путь неблизкий.

– Конечно неблизкий, особенно если вплавь перебираться через Атлантический океан и потом пешком идти через Европу, – заметила Асия и надкусила ломтик брынзы, чтобы немного остудить обожженный чаем язык.

Сыр оказался на удивление вкусным. Он был мягкий и соленый, как она любила. Препирательства мешали получать удовольствие от еды, поэтому какое-то время она молча жевала сыр.

Тетушка Бану поспешила воспользоваться паузой и поведать всем поучительную историю, что делала всегда в годину бедствий. Она рассказала им про человека, который объездил весь земной шар, пытаясь избежать смертной участи. На север и на юг, на восток и на запад, он прошел все пути и дороги. И вот, во время одного из своих бесчисленных странствий он неожиданно повстречал ангела смерти Азраила в городе Каире. Ангел смерти посмотрел на него таинственным пронзительным взглядом, не сказал ни слова и не пошел за ним следом. Человек этот сразу покинул Каир и скакал без передышки, пока не добрался до забытого богом сонного городка где-то в Китае. Изнемогая от жажды и усталости, он зашел в первую же корчму. Там за соседним столиком сидел Азраил. Он давно и терпеливо дожидался этого человека и теперь поприветствовал его с явным облегчением. «Я так удивился, когда наткнулся на тебя в Каире, – проговорил он хриплым голосом, – нам ведь было суждено встретиться в Китае».

Асия знала наизусть и эту историю, и еще множество других, которые постоянно рассказывали под крышей этого дома. Одного она не понимала и не надеялась понять: почему тетушки с таким упоением вспоминают давно затертые байки.

В гостиной стало как-то чересчур укромно, почти душно, привычное повторение окутывало их эдаким уютным одеялом, словно вся жизнь была длинной, непрерывной репетицией и все повторяли выученные роли. Женщины принялись болтать без умолку, перескакивая с одного на другое, а сама Асия как-то оживилась, от утреннего уныния не осталось и следа. Бывало, ее просто обескураживала собственная непоследовательность. И как она могла так изводить тех, кого любила больше всего на свете? Настроение у нее было словно маятник, туда-сюда, туда-сюда, минуту назад бесилась, и вот уже всем довольна. Этим она тоже походила на мать.

Их болтовню прервал доносившийся через открытое окно тягучий голос продавца симитов, бубликов с кунжутом.

Тетушка Бану бросилась к окну и высунулась наружу: