Сандра Галланд - Страсти и скорби Жозефины Богарне

— Да, Бонапарт, я любительски занималась поставками. Как и ваши братья, как и ваш дядя Феш…

— Женщине не пристало заниматься коммерцией.

Он говорил, как старомодный деревенский священник.

— Все изменилось. Сегодня многие женщины…

— Но не моя жена!

— Мы заключили соглашение, Бонапарт: вы платите за себя, я — за себя. — Я сжала кулаки так, что ногти впились в ладони. — Я должна платить за обучение Гортензии. Мне необходимо накопить значительную сумму ей на приданое и платить за военную форму своего сына. Где, по-вашему, мне взять на это деньги, я вас спрашиваю? Если бы не эти мои любительские занятия, я оказалась бы, откровенно говоря, на улице. Ну, может, тут я немного преувеличила.

Топая, он выскочил из комнаты. Сегодня спит у себя в кабинете. Хорошо! По мне, пускай там и остается.

18 марта

Мими помогла мне надеть шерстяной плащ.

— Может, меховую шубу? — спросила она, по-матерински сжимая мне плечо. — На улице холодно.

— Не замерзну. — Мими всегда холодно. — Если Бонапарт спросит, скажи, что поехала к изготовителю корсетов.

Она внимательно посмотрела на меня.

— Но корсетник приедет сюда завтра.

— Я хотела сказать, к модистке, — покраснела я. Мими я никогда прежде не лгала. Я становлюсь недоверчивой и недостойной доверия. У двери я оглянулась: — Простишь меня?

Карета с шумом выехала за ворота. Не доезжая парка Монсо, я вытащила из корзинки черный платок и повязала им голову. Кучер помог мне выйти из кареты, указав, как обойти грязь. По счастью, дождь перестал. Кричали, протягивая руки, нищие. Я отдала им мешочек с корками.

«Где же капитан Шарль?» — думала я, раскрывая зонтик от солнца, несмотря на облака. Я послала ему записку, в которой сообщала, что приеду на встречу в десять. Входить в парк Монсо одной было страшновато. Наконец, увидев приближавшегося всадника на вороной лошади, ехавшего рысью по центральной аллее, я вздохнула с облегчением. Капитан взмахнул шляпой с белым плюмажем. Я направилась к скамье у римских колонн.

— Я хотел приехать раньше вас, — сказал капитан Шарль, ловко соскочив с Восточного Ветра. — Но меня задержали — пришлось сделать распоряжения, касающиеся Милана. — Он намотал повод на ветку дерева и забросил в кусты две пустые винные бутылки. — Вот. — Он достал из подседельной сумки шелковый шарф с кисточками и расстелил его на каменной скамье.

Я села на краю, чтобы оставить ему место — больше, чем требовалось, — и запахнула плащ. Был сырой серый день. Теперь я жалела, что не надела шубу.

— Я говорил с Гуго, — сказал капитан.

Он сидел, подавшись вперед, и смотрел на пруд. Полные губы удерживали краешек синего шарфа, завязанного так, что тот полностью скрывал подбородок капитана. Он прочистил горло.

— Вы были правы: это банкир Жюбье. Оказывается, он знает брата вашего мужа.

— Так. — Я сложила руки на груди. Мне не нравилось чувствовать себя посторонней. — И Жюбье сообщил Жозефу, что я участвую в деятельности компании? — Капитан Шарль кивнул. — Но как узнал Жюбье? Гуго поклялся хранить это в тайне.

Капитан Шарль бросил в пруд камушек.

— По словам Гуго, ему пришлось сказать. Иначе Жюбье не дал бы нам денег.

«Конечно, ну конечно!» — думала я, глядя, как расходятся круги по воде. Мне тоже хотелось бросить что-нибудь в пруд, но я чувствовала себя слишком старой для этого, и мне стало совсем грустно.

— Жюбье и ваш деверь, кажется, уехали из города, — усмехнулся капитан Шарль. — Чтобы посетить три таверны, игорное заведение и бордель.

Я пожала плечами. Истории о распутстве Жозефа я слышала и раньше, обычно от его плаксивой жены.

— Собираетесь уйти из компании? — спросил капитан.

— Нет. — Я не могла, даже если бы и хотела. Чтобы в нее вступить, я заняла в долг целое состояние. Если я сейчас уйду, то буду просто разорена. — Я скорее, разведусь, — солгала я.

— Это порадовало бы вашего деверя. Он сказал Жюбье, что не успокоится, пока не добьется развода Бонапарта, — сказал капитан, постукивая палочкой о носок своего сапога.

— Вот как? — Это объясняло, почему Жозеф следит за мной, его подлую улыбочку. И все же я была удивлена. Я знала, что не нравлюсь ему, но не ожидала, что может дойти до попыток развести нас с Бонапартом.

— Он сказал банкиру, что вы вышли замуж за его брата ради денег.

Признаюсь, я рассмеялась. Когда мы поженились, у Бонапарта не было ни гроша.

— Забавно. Что еще он сказал?

— Что вы околдовали Бонапарта чарами. — Я улыбнулась. — И что вы ведьма, — добавил капитан и пожал плечами, как бы извиняясь.

Ведьма? Что я такого сделала Жозефу, чтобы заслужить такие «дифирамбы»?

— Простите, мадам Бонапарт, но я думал, что вам следует это знать. Это позволит определить, кому вы можете доверять…

— И кому вы не можете, — отрезала я, поддав ногой камушек. Он перелетел через дорожку и упал в воду. Я смотрела на расходившиеся по воде круги.

Уже три ночи подряд сплю в одиночестве.

19 марта, День святого Иосифа

Я расчесывала волосы, сидя у туалетного столика, когда услышала шаги в спальне.

— Бонапарт? — позвала я, вставая.

Он — по-прежнему в шляпе — заглянул в уборную.

— Вот вы где!

— Я… — «Виновата», хотела я сказать, но не успела.

Он торжественно достал позолоченную цепочку:

— Сегодня у вас именины.

Да, конечно, сегодня ведь девятнадцатое марта — праздник святого Иосифа. Я удивилась, что Бонапарт знает об этом.

— Как мило с вашей стороны! — Я надела цепочку на шею. — Красивая, — солгала я.

— Жозефина, я…

Я смотрела в его серые печальные глаза, полные грез.

— Знаю, Бонапарт.

— У турецкого султана больше сотни жен, — сказал он, — красавицы ждут своей очереди, только и думают о том, как угодить ему, учатся искусству угождать… — Он погладил мои грудь и бедро. — А я люблю свою единственную жену.

Ибо я умею угождать своему мужу.

— Я хочу ехать с вами, — улыбнулась я.

— В Египет? — шепотом спросил он.

— Куда бы вы ни отправились.

20 марта 1798 года

Черная земля [102] Пахотная земля в Египте отличается темным цветом. По этой причине в древних надписях, как и в книгах египетских христиан, Египет обозначался словом «Кеми», что переводится как «Черная земля». не идет у меня из головы. Я читала о ней, пряча книгу под матрасом. Мы приедем в июне — после самума, удушающего ветра, дующего в пустыне. Будет жарко.

— Я же креолка, — уверяла я Бонапарта, — я легко переношу жару. — А между тем в Египте не бывает дождей. Каждый год Нил разливается, и вода приносит с собой плодородный ил. Если бы не это, здесь вообще ничего бы не росло.

Земля без воды! Даже непонятные названия оазисов звучат сухо: Хярге, Дахель, Фарафра, Сива, Бахрия.