Сандра Галланд - Страсти и скорби Жозефины Богарне

Сегодня утром Бонапарт сам принес мне чашку горячего шоколада и сообщил, что я не поеду.

Бриз вздувал занавеси, наполняя комнату тошнотворным запахом гавани.

— Куда не поеду? — спросила я, не понимая, и натянула на себя простыню. Я была нага, мой ночной наряд затерялся среди простыней. В Тулоне Бонапарт сделался особенно пылок. Возвращение к обязанностям командующего придало ему еще больше энергии и в радостях супружеской жизни.

Он сел на кровать. Я подвинулась, освобождая ему место. Он положил руку мне на плечо, как бы утешая, и тут до меня дошла суть сказанного.

— Бонапарт, нет! Пожалуйста, не оставляйте меня. — Я чувствовала, что вот-вот заплачу. Глупые слезы…

— Слишком опасно — там англичане. Они, скорее всего, атакуют нас. — В комнате было тихо, только тикали часы.

— Раньше вы мне об этом не говорили!

Он поднял мою руку и поцеловал.

— Когда прибудем в Египет, я пошлю за вами корабль. «Ла-Пумон», если хотите.

Я прижалась головой к его плечу.

— Мне страшно расставаться с вами, Бонапарт.

— А чего вам бояться?

«Вашей семьи», — подумала я.

15 мая

Сижу в праздности, в то время как все вокруг суетятся, готовятся к своему «Крестовому походу». Всех переполняет радостное возбуждение, а мне грустно… и страшно.

18 мая

Судя по флагам, ветер дует на восток. Эжен взбежал по лестнице в мои апартаменты — щеки так и пылают.

— Отплываем на рассвете! — крикнул он, тяжело дыша.

19 мая

Ночью не смогла уснуть. При первых признаках рассвета, при первом же крике петуха выскользнула из постели и подошла к окну. Мачты в гавани качались, дул бриз. Флюгер показывал на восток.

— Где Фовель? — Бонапарт вскочил с постели. Я помогла ему надеть мундир. Он побрился еще вечером в предвкушении утра. Стук, еще три.

— Вот он.

— Генерал, они…

Бонапарт выскочил за дверь, на ходу застегивая свои полотняные штаны.

Я села к туалетному столику и всмотрелась в зеркало. Утренний свет жесток — в нем ясно видны морщины, появляющиеся от тревог.

В дверь стукнули еще раз. Снова Фовель, с извинениями:

— Двадцать минут, мадам. — За выделенное мне время Мими сотворила маленькое чудо, превратив меня из озабоченной женщины, не спавшей ночь, в элегантную жену генерала Бонапарта.

Ворвался Эжен и остановился, приняв героическую позу:

— Ты готова?

Его позвали с первого этажа.

— Иду! — Он пронесся по лестнице, шляпа летела следом.

Мы вышли на утреннее солнце, и тут раздались крики. Люди в разноцветной праздничной одежде размахивали флагами. Вокруг человека, с плеч которого свешивалась доска с надписью: «Последние ставки здесь», с названиями стран и количеством сделанных ставок, собралась небольшая толпа. Я не стала читать написанное, опасаясь, что по выражению лица станет понятно, куда именно направляется экспедиция.

«Португалия, — повторяла я про себя. — Они плывут в Португалию». Толпа приветственно загудела, потом все грянули «Прощальную песню».

Наконец настал момент, которого я так боялась. Я взяла Эжена за руки, всматриваясь в его лицо — в его глаза, в веснушки на носу и щеках, — и подумала: «Я навсегда запомню его таким, если…»

— Как сказать солдату, чтобы он был осторожен? — спросила я, задыхаясь.

— Мама! — Он вырывался из моих объятий, ему было неловко перед Луи и остальными.

Я быстро поцеловала его, пока не вырвался.

— Я приеду к тебе.

Скоро.

Бонапарт встретил меня у балюстрады. Я прижимала к носу платок. На нас, я знала, смотрят все.

— Оставайтесь в Тулоне, пока не станет известно, что мы добрались, — предупредил он.

— Есть шанс, что вы можете повернуть обратно?

Он убрал с моего лба локон.

— Если заставят. Англичане.

— Ох, Бонапарт, как мне тяжело! — Я прижалась щекой к грубой шерсти его мундира — того самого любимого потертого мундира…

— Если что-нибудь потребуется, обращайтесь к Жозефу, — хрипло сказал он. — Я велел ему выдавать вам по сорок тысяч в год.

— Но я же приеду к вам через несколько месяцев!

— Вы поедете в Пломбьер на лечение?

Я кивнула. Там лечат бесплодных женщин.

— Когда будет безопасно, я пришлю за вами «Ла-Пумон». — Он поцеловал меня в щеку. — А затем мы займемся нашим проектом.

— Генерал Бонапарт! — окликнул его секретарь.

— Минутку, Фовель.

Порыв ветра бросил волосы мне в глаза. Я схватилась за поля шляпы. Бонапарт положил руку мне на плечо.

— Если мне…

— Нет, Бонапарт! — Я верила, что его бережет ангел-хранитель.

Он замолчал, глаза поблескивали. Я прижалась лицом к его шее.

— Прошу вас: берегите себя.

Меня проводили на балкон Морской интендантской службы, где уже сидело несколько дам, жен офицеров. Они потеснились, чтобы я могла занять лучшее место. На балкон вышел казначей с подносом, на котором стояли бинокли.

— О! — воскликнули все дружно и рассмеялись.

Я взяла бинокль и отыскала палубы флагманского корабля «Ориент».

— Вижу вашего мужа, — сказала я мадам Мармонт — шестнадцатилетней девочке, только что вышедшей замуж. Но я не видела ни Эжена, ни Бонапарта. — У штурвала. — Я показала ей, как настроить бинокль, навести на резкость.

Она опустила бинокль, ничего не видя от слез.

— Безнадежно…

Выстрелила пушка! Толпа на берегу запела «Марсельезу», на балконе подпевали. Я поднесла к глазам бинокль и нашла наконец Бонапарта: он стоял в группе мужчин у штурвала. Я узнала его по шляпе. Сердце переполнилось гордостью. Теперь я искала Луи и Эжена.

— Я поставила на Сицилию, — призналась одна женщина.

— А я уверена, что плывут в Африку, — объявила мадам Мармонт. — Иначе зачем им брать с собой столько воды?

— Даже я не знаю, — солгала я.

Корабли стали поднимать якоря, в форте стреляли пушки, оркестр на берегу грянул гимн. Военные корабли и форт обменялись салютами. В воздухе пахло порохом.

— Поднимают паруса! — Ветер повлек «Ориент» вперед. Толпа на берегу зашумела.

— О нет! — воскликнула я, ибо огромный корабль сильно накренился.

— Что-то неладно! — Мадам Мармонт вскочила на ноги.

— Зацепил дно!

— Выправится, — успокоила я, как и пристало мадам Бонапарт. Но втайне меня била дрожь.

— Уже выправляется.

Да, огромный корабль покачивался на воде, как игрушка. Толпа гудела. Ветер наполнил огромные паруса и повлек судно вперед. Одинокий трубач тянул свою ноту, одну и ту же. Я помахала вслед влажным носовым платком, но больше ничего не видела из-за слез.

14 июня 1798 года, Пломбьер-ле-Бен

Предприняв утомительное путешествие, я наконец оказалась на горном водном курорте Пломбьер-ле-Бен. Серые домишки из сланца теснятся в узкой долине, как будто упали с обрыва и слишком обессилели, чтобы подняться. Прекрасный пейзаж: вздымающиеся в небо утесы, вокруг густой лес, воздух чистый и бодрящий. Но такая крошечная деревушка! Я прошла ее насквозь за семнадцать минут. И она гораздо сильнее изолирована от внешнего мира, чем мне представлялось.