Сандра Галланд - Страсти и скорби Жозефины Богарне

17 сентября

Бонапарт предъявил Англии ультиматум: если мирный договор не будет заключен немедленно, переговоры прекратятся.

— А что касается вашей дочери…

Он требует от нее решения.

У Гортензии еще четыре дня на размышления.

21 сентября, после полудня, дворец Тюильри

В дверь заглянул Фовель:

— Мадам Жозефина?

Я оторвалась от вышивания.

— Да?

— Гортензия дала согласие. Сказала, что не станет на пути у вашего счастья!

Дрожа подбородком, я зашарила вокруг в поисках платка.

22 сентября 1801 года, почти десять часов пополудни, дождливый день в Париже

Луи казался каким-то напуганным.

— Ты хотел говорить со мной, Наполеон?

— Да. Сядь, — сказал Бонапарт, швыряя смятый лист бумаги в огонь камина. — Гортензия дала согласие обдумать твое предложение, если бы таковое ей поступило.

Я внутренне сжалась. Иногда Бонапарт может быть таким прямолинейным!

— Рекомендую ее тебе. Она милая и добродетельная девушка.

Тут в комнату, с нотами в руках, вошла было Гортензия, — но, завидев Луи, развернулась и убежала.

— Только, быть может, несколько застенчива… — задумчиво протянул Бонапарт.

Без даты

Теперь осталось только, чтобы Луи сделал Гортензии предложение. На эту пару больно смотреть: вечно они разбегаются в противоположные друг от друга концы комнаты и молчат. Мы с Бонапартом ждем. Всё ждем и ждем… Сколько так может продолжаться?

3 октября 1801 года, Сен-Жан-де-Морьен

Дорогая мама, пишу наскоро: курьеру скоро выезжать. Сообщаю славную новость — Англия наконец согласилась подписать мирный договор!

Виктуар пишет, что назначен командующим флотом, который отправляется к Сан-Доминго. [131] Предварительный мирный договор с Англией вывел французские корабли в Атлантический океан, где до тех пор господствовал английский флот. Колония Сан-Доминго (ныне Гаити) некоторое время принадлежала Франции, но французские корабли не могли туда попасть. Кроме того, на Сан-Доминго требовались войска для подавления восстания. Для него это отличная возможность показать, чего он стоит; Паулина должна быть довольна.

От Гортензии некоторое время ничего не получал. Слишком занята приемом женихов?

Тысяча поцелуев! Я здоров.

14 октября

— Вероятно, вам стоило бы вновь переговорить с Луи, — предложила я Бонапарту. — Воодушевить его, что ли… ну, сами понимаете. Или вы хотите, чтобы я об этом позаботилась?

Собственно, почему бы и нет? Как раз приближается наш большой бал, там будет идеальная обстановка для…

21 октября, шесть часов утра, Мальмезон

Еще только раннее утро, а уже так донимают мысли, что не могу оставаться в постели. Меня переполняют радость и сомнение, но сильнее всего — чувство облегчения.

Вчера мы с Бонапартом открывали бал менуэтом (он пропустил всего лишь два шага).

— Что вы собираетесь сказать Луи? — прошептал он.

— А о чем, по-вашему, мы с ним должны говорить? — игриво поинтересовалась я, протягивая ему правую руку.

— Поторопить его, — протянул Бонапарт левую.

Я пригласила робкого ухажера сесть рядом со мной и спросила:

— Луи, как вам кажется, подобает ли женщине пригласить мужчину на танец?

Уже был объявлен котильон, и на середину комнаты выбирались пары.

— Кажется, это может делать только мужчина, — сказал Луи.

— Жаль, — улыбнулась я, надеясь, что он поймет мой намек. К сожалению, не понял. — Что вы подумаете, если я отвечу согласием на вашу просьбу о чести танцевать со мной?

Он смотрел на меня со всей серьезностью, и на переносице у него возникла небольшая складочка. Хорошие глаза. Мадам Кампан права, у них родились бы красивые дети.

— Хотите танцевать, тетя Жозефина?

— С удовольствием!

Луи вывел меня на середину зала. Гортензия сидела с Каролиной, подле музыкантов. Я погрозила им пальцем.

— Обычно ваша дочь одной из первых выходит танцевать.

— И очень это любит…

— И при том хорошо танцует, — добавил он, когда заиграла музыка.

— Как и вы, Луи.

Если честно, его движениям не хватает уверенности. Вероятно, со временем Гортензия могла бы…

— Я лишь стараюсь не выставить себя дураком, — признался Луи.

— Вы недооцениваете свои способности, — совершенно искренне ответила я. Луи действительно обладает исключительными качествами. Отвернув голову (пожилые дамы, сидящие вдоль стен, неплохо умеют читать по губам), я поставила его перед выбором:

— Луи, мы с Бонапартом говорили о вас с Гортензией. Не собирались ли вы сделать ей предложение? Сегодня, может быть…

— Нет! То есть да.

В замешательстве Луи пропустил шаг и, как ни старался, не мог снова поймать ритм.

— Я запыхалась, — солгала я. — Наверное, надо посидеть.

Бросать танец не принято, но дело уже шло к концу. Луи проводил меня к моему стулу.

— Не посидите ли со мной немного? — спросила я, указывая на пустой стул поблизости.

Он покорно сел; глаза бегают, как у затравленного зверя. Ох уж эти мужчины! Такая отвага на поле битвы — и такая робость в гостиной.

— Как я говорила, Бонапарт хочет побыстрее уладить дело с замужеством Гортензии. Ему кажется, вам следует сказать ей о своих чувствах… сегодня же. Она там, — указала я веером.

Казалось, моя прямота смутила Луи:

— Но она ведь с Каролиной и Эмили…

Во время танца он не сможет, поняла я.

— Пригласите ее прогуляться в саду.

Я дотронулась до его локтя, побуждая Луи встать. Боже, как же заставить его сделать этот шаг?

— Ступайте же! — шепнула я.

Без даты

Клан Бонапартов воспринял эту новость с прохладным молчанием. Синьора Летиция медленно поднялась с места, взяла стакан кислого сока из незрелых фруктов. Ее указательный палец был направлен на Гортензию.

— Теперь вы станете одной из нас, — постановила она и села.

После, в гостиной, Гортензия пела одно из своих новых сочинений, а я аккомпанировала ей на арфе. Кругом сплошь перешептывания, резкие взгляды и жесты.

29 октября 1801 года, Сен-Жан-де-Морьен

Дорогая мама, что за сюрприз! Я в восторге. Луи — идеальная партия для Гортензии. Они подходят друг другу во многих отношениях. Назначена ли уже дата? Подумать только, на будущий год я уже могу стать дядей!

Р. S. Думаю отрастить эспаньолку.

25 декабря, Рождество

Сегодня Бонапарты собрались на рождественский обед.

— Я так счастлива, что Гортензия и Луи поженятся, тетя Жозефина… — сказала мне Каролина, накладывая себе на блюдо целую горку пудинга и пирожных.

— Подумать только, мы с Гортензией станем сестрами и закадычными подругами, а Наполеон будет ей братом! — переглянулась она с Луи. — Ему это будет приятно, ведь он так любит ее. Все знают, какая дружная у нас семья.