Сандра Галланд - Страсти и скорби Жозефины Богарне

— Потребуется всего четыреста тысяч, — сказал он.

Среда, 14 апреля 1813 года, Мальмезон

Долгих два часа сидели мы с Бонапартом под нашим тюльпанным деревом. Он рассказывал мне очаровательные истории о своем сыне, которому теперь два года (у него такой живой характер!), и жаловался на молодую жену (она вытирает губы после его поцелуев!). Затем заговорил о войне, о предстоящей кампании, о своей убежденности, что на этот раз он победит, что будет подписан мир.

— Но не позорный мир, а почетный. Не мир любой ценой.

Мне хотелось ему верить, почему бы и нет? Разве раньше он не творил чудес?

На прощание он прикоснулся к моей руке и обещал передать Эжену привет.

— Мои молитвы всегда с вами.

— Я был счастлив здесь, — сказал он, оглядывая сады.

26 апреля, Мансфельд

Дорогая мама, прости за почерк, у меня разыгрался ревматизм.

Моя армия снова в походе, двигается навстречу императору. Я уверен, что эта новая кампания быстро закончится и настанет мир. Этого хотят обе враждующие стороны.

Береги себя, милая мама, и передавай от меня приветы сестре и ее мальчикам.

Мы часто поем ее песни, они придают нам мужества.

5 мая

Бонапарт одержал победу.

«Фонды поднялись до 76.90», — сообщила Мими.

Пятница, 7 мая

Еще одна победа! Все утро палили пушки.

12 мая 1813 года, Лютцен

Дорогая мама, выиграна большая битва. Император позволил мне вернуться в Милан, к моей прекрасной Августе и нашим детям. Мне предстоит набрать и обучить еще одну армию.

Я пожелал императору счастливого пути примерно с час назад. Он выглядит уставшим, все мы устали. Я на войне уже год.

11 июня, славный день

Наконец подписано перемирие. Напуганные происходящим, смели ли мы верить, что у нас опять будет мир?

Понедельник, 23 августа, раннее утро

Император Австрии расторг перемирие и объявил войну Франции. Боже мой, это же отец Марии-Луизы! Как он мог так поступить с нами, — со своей дочерью, в конце концов?

30 октября, Мальмезон

Катастрофа под Лейпцигом. Я разрыдалась, прочитав: «Французская армия проиграла битву». Она сократилась на сорок тысяч человек.

Я заперлась у себя в комнате, ходила из угла в угол, молилась, рыдала. Вопреки доводам рассудка, написала Бонапарту. [167]

9 ноября

Бонапарт вернулся во главе своей побежденной армии. Он вернулся без фанфар, без пушечной пальбы и марширующих оркестров.

2 декабря

Сегодня, в годовщину коронации, — некогда счастливый для Бонапарта день, — я получила удручающее письмо из Милана от моей милой Августы. Ее отец, веселый король Макс Баварский, объединился с врагами Франции! Более того, он пытался убедить сделать то же самое и Эжена.

Разумеется, мой сын ответил отказом.

«Бог дал мне мужа-ангела», — писала Августа. И бог дал ангела ему.

Понедельник, 3 января 1814 года

Щеки Гортензии горели.

— Мама, ужасные новости! Более ста тысяч казаков перешли Рейн и направляются к Парижу. Я никогда не видела императрицу Марию-Луизу в таком удрученном состоянии. Ты знаешь, что она мне сказала? Что, куда бы она ни поехала, повсюду привозит с собой несчастье, и всякий, оказавшийся рядом с нею, обречен страдать.

— А что говорит Бонапарт?

— Что это суеверная чепуха.

— Нет, я имею в виду совсем другое, — насчет казаков?

— Просит нас не беспокоиться: у него есть план.

14 января

Брошен клич: требуются солдаты.

— Я пойду добровольцем, — совершенно серьезно сообщил мне Уи-Уи.

— И я тоже, — эхом отозвался Пети.

Я объяснила, что берут не всех, есть возрастные ограничения.

— Дядя сказал, что мы ему нужны.

— Все нужны, — важно добавил Уи-Уи. — Даже старики.

И в самом деле, даже дорогой Гонтье собирается теперь записаться в армию.

— Гонтье, не надо! — отговариваю я его. Ему же наверняка больше шестидесяти! Но мои аргументы его не убедили. Что ж, я дала ему хорошего пони, одного из немногих оставшихся, — почти всех забрали в армию.

Суббота, 22 января

Стоя у своей кареты, Бонапарт сказал, что утром выезжает к месту предстоящей битвы. По его словам, через три месяца он либо одержит победу, либо погибнет.

— Я приехал не для того, чтобы вы плакали!

Он взял меня под руку, озадаченный моими слезами.

Я пыталась рассеять собственные страхи. Вся Европа объединилась в борьбе с Бонапартом; в его распоряжении всего пятнадцать тысяч человек. Победа невозможна!

Но «невозможно» — не французское слово, напомнила я себе.

— Позвольте, я…

«Поцелую вас», — едва не вырвалось у меня.

— …Пожелаю вам удачи, — закончила я и сделала реверанс.

Бонапарт долго смотрел на меня.

— Помните обо мне, Жозефина.

Он сделал шаг назад и прикоснулся к шляпе.

4 февраля

Ужасные слухи: говорят, войска Бонапарта вынуждены отступить на французские земли. Не знаю, верить ли.

Отправила Мими в Париж — пусть выяснит хоть что-нибудь. Она вернулась обеспокоенная: в Нотр-Даме возносят молитвы, в Лувре упаковывают коллекции.

18 февраля 1814 года, Милан

Дорогая мама, боюсь, это сильно тебя огорчит, но ты должна знать. Каролина и Иоахим перешли на сторону врага, и сегодня утром Иоахим открыто объявил войну Итальянской армии — то есть мне. Нет нужды говорить, насколько это отвратительно. Глубина моего сочувствия императору неизмерима. Ему приходится терпеть такую «семью»!

28 марта

Народ толпами валит в Париж, уходя от наступающего неприятеля.

— Бонапарт спасет нас, — уверяла я Гортензию, скатывая бинты из корпии и складывая их в стопку. — Он так тщательно все рассчитывает, принимает во внимание все возможности. Неожиданность всегда была главным его оружием. Не сомневаюсь: это отступление — часть его плана.

Без даты

Сапожник из города только что приходил предупредить меня, что на дороге встретил раненых солдат. По их словам, неприятель совсем рядом. Но насколько он близко?

Дворец Тюильри

Мама, мы узнали, что враг наступает с юга. Утром императрица Мария-Луиза намерена бежать из Парижа вместе с ребенком. Уезжай в Наварру немедленно. Прими возможные меры предосторожности. Обо мне и мальчиках не беспокойся. Я тебе напишу.

29 марта, двадцать минут восьмого пополудни, Мант

Записку Гортензии доставили глубокой ночью. Я разбудила всех в доме, приказала готовиться, чтобы утром выехать из Мальмезона, взяв с собой все, что сможем. Мы решили оставить животных на ферме, орангутанга и птиц — на попечение смотрителя усадьбы, но взять с собой мопсов и лошадей.

Мы с Мими не ложились, зашивали мои драгоценные камни в подкладку подбитой ватой юбки. Оставшиеся украшения и дубовую шкатулку с письмами Бонапарта — мое главное сокровище — сложили в сейфы. Закончили почти в три часа ночи. Выедем рано, в семь, времени на сон осталось немного.