Натан Полянский - Славен город Полоцк

Книга заканчивается девятнадцатым веком. «А где же рассказ о двадцатом веке?» — спросит, возможно, читатель. Подумаем вместе. Можно ли в одном рассказе дать представление о содержании истекших шести с лишним десятилетий двадцатого века, всемирно-исторических событиях, в короткое время изменивших облик не только Полоцка, но и всей планеты? Видимо, нет. Для этого нужна большая книга, а может быть и не одна, а несколько. Такие книги будут написаны. А пока автору хотелось взглянуть на прошлое глазами нынешнего поколения — глазами советских людей середины XX века, понять, как наш день вобрал в себя день минувший, проследить в далеком прошлом истоки тех идей, которые и ныне служат нам в борьбе за построение самого справедливого общества на земле.

Чтобы сознательно любить Родину, нужно осмыслить многовековой путь ее народа, ибо из всех бесценных элементов, из которых складывается понятие Родины, — ее земель и недр, морей и рек, заводов, школ, колхозов, ее военного могущества и достижений науки, — важнейшим является история народа.

Автор

Всю зиму ждал Алфей, надеялся, что кто-нибудь да приведет к нему в дом невесту, как исстари велось в племени кривичей. Когда Алфей осенью принес свои секиры в самое большое в округе селище Суморок, где дважды в году собирались на гостьбу люди из всех окрестных селищ, он обращался к старикам-покупателям, как научил его родитель:

— Не знаешь ли женщины в наш дом? Я уже вырос, а родитель немощен.

Он получил за секиры несколько беличьих шкурок — резан, масла полный глиняный ковш, корец ячменя и копченую ногу козули и был доволен торгом. Но невесты никто ему не обещал.

— Поспрошаем, подумаем... Жди!

Вдоль тропинок в лесу, ведомых лишь местным жителям, Алфей делал на стволах зарубки: длинный узкий клин с поперечной чертой впереди острия. Зарубка означала: жених там, он ждет.

В долгие зимние вечера он укреплял против затянутого пузырем окошка длинную лучину, которой хватало до полуночи. Огонек был виден снаружи, он означал: жених здесь, он готов принять невесту, и тому, кто ее приведет, он даст наутро выкуп — вено, — как требует закон отцов и дедов.

Алфей был терпелив, он ждал. Каждые семь дней снимал с крюка под крышей и выносил на мороз наготовленное вено: три куны — шкурки куницы, десять резан да четыре ногаты — шкурки лисы. Есть чем уплатить родителям невесты.

Прошло время Студень — время студеных ветров, кончилось время Сечень, когда люди подсекали деревья и кусты, готовя место для сева, шло время Сухий — сохли сваленные стволы и обрубленные ветви. Скоро настанет Береззол — время костров на нови, время рассева удобрения — золы. А там до самой осени некогда будет думать о невесте.

С согласия родителя, который за зиму одряхлел настолько, что с трудом поворачивался на ложе, Алфей снова отправился по окрестным селищам. За зиму он отковал немало мотыг и теперь хотел выменять их на мед и копченую дичь. Нужен был, кроме того, новый камень для зернотерки.

В ближайшем селище, где в трех дворах проживало около сотни людей, недавно побывал князь, отнял у людей все запасы, они ничего не могли дать Алфею. Он понес свои изделия в другое селище. И здесь князь опередил его. Двойная неудача предостерегала: боги тобой недовольны, надо возвращаться. Но что ответит Алфей немощному родителю, который так просил достать хоть ложку меду? Старик давно ничего не ел, видно, скоро перестанет дышать, а волю человека, который собирается в Мир Безмолвных, надо уважать. И Алфей отправился в третье селище. Здесь его ждала беда.

Только Алфей взвалил на плечи рогожный куль с дичью, которую ему дали за мотыги, как с дороги, проходившей невдалеке, донесся конский топот.

— Убегай тропинкой, которой пришел, — тревожно вслушиваясь в топот, сказал старик, заказавший Алфею топор. — Дружинники князя скачут.

— Я побегу, а тебя оставлю? — удивился Алфей.

Родитель не раз учил Алфея: «Бойся волка, бойся вьюги, бойся небесного огня, а пуще всего бойся князя». От волков Алфею уже удавалось уходить, заставала его и вьюга в пути, и гроза. Лишь с князем еще не встречался.

Среди деревьев показались всадники со злыми лицами, с мечами в руках. Один из них ударил Алфея плетью, другие отняли его куль. В гневе Алфей вырвал плеть у ближайшего всадника, хлестнул его вдоль спины. Алфея избили, привязали к дереву, чтоб не ушел.

Закончив сбор дани, дружинники повели Алфея к горке за селом, где уже стоял шатер из красного шелка. Поднятый над шатром светло-зеленый флажок с изображением сосновой ветки и диковинной птицы на ней означал, что князь Рохвольд решил ныне осчастливить данников мудростью своего правосудия — он намерен разбирать их тяжбы, мирить и наказывать. Перед шатром с копьями наперевес стояли два дружинника. Из шатра на зов одного из них вышел пожилой человек в бобровой шапке с бархатным верхом, в шубе с парчовыми накладками. Он показался Алфею двойником этой странной пестрой птицы на флажке.

— Где же старейшины? — недовольно произнес князь. — Почему не приходят приветствовать меня? Почему не несут радостной вести о числе вновь посланных богами душ в этом селище?

Голос у князя какой-то странный, перекатывающийся, точно раскаты отдаленного грома.

— Один старейшина умер и еще три мужа, — ответил дружинник. — Двое вновь родившихся тоже взяты обратно богами. А этот человек, — указал он на Алфея, — ударил плетью одного из твоих слуг и не желал давать полюдья.

— За что давать? — воскликнул Алфей. — Я ничего вам не должен.

— Кто ты? — сурово спросил князь. — Я не помню тебя.

— Нездешний я. Принес копаницы на обмен, меня ждет немощный родитель.

Князь внимательно оглядел Алфея: берестяные ходаки, порты из облезлой зайчины, худая шея, острые скулы, злые глаза.

— Где ты живешь, почему я не знаю тебя?

Алфей спохватился. «К дому князю дорогу не кажи», — не однажды поучал его родитель.

— Далеко живу, — уклонился он от ответа.

— Ты обязан платить за то, что моя дружина боронит тебя и весь этот край от разных охотников до чужого добра, — внушительно сказал князь. — А за то, что ударил отрока, будешь год работать в моем замке — такова моя воля.

Один за другим подходили княжьи отроки. Каждый нес какую-нибудь добычу. И за каждым следовали озлобленные поселяне. Они громко роптали. Скоро перед шатром собралась многочисленная толпа. Одни мужчины держали в руках крепкие палицы, у других концы палок торчали из-под сермяг. Князь понял, что даже хорошо вооруженная дружина не сможет противостоять этой разгневанной толпе.