Натан Полянский - Славен город Полоцк

Далеко не все поняли, что расчеты Арсения произвольны, приблизительны. Многих слушателей уже утомило обилие туманных подробностей «Положения», они нетерпеливо ждали короткого и ясного вывода об их новых правах. Теперь они ухватились за слова Арсения о справедливости царя и вот за эти цифры: два рубля за десятину, сорок рублей за уволоку.

Не успел Арсений закончить своей речи, как тут же родился слух, что поп читал неправильно, что в действительности велел-де царь платить добрым помещикам по два рубля за десятину, а у плохих брать землю без выкупа. Из церкви слух передался на паперть, где дожидалась вестей большая толпа ремесленников и мужиков, которым не хватило места внутри церкви. Отсюда слух пошел бродить по улицам Полоцка и ближайших селений и скоро дошел до губернского города.

Имя Арсения, «доказавшего» правду, стало известно всем, и никто из крестьян не сомневался в истинности его толкования Манифеста, потому что и в Ветрино ведь нашлись люди, правильно прочитавшие Манифест, и в Лепеле, и в Дриссе, где некий Петр Глушкевич сообщил, что барщину надо теперь исчислять со всего двора — по три дня на двор, и еще где-то, где проезжий писарь разъяснил, что по новому закону полагается работать на помещика еще только два месяца, после чего уж никакого выкупа за усадьбу платить не надо.

Слухов было множество, и верили всем. Не верили только Манифесту.

Всю весну и все лето бывшие крепостные Ивана Матвеевича, как и почти во всех имениях губернии, не выходили на барщину. Остались невспаханными многие помещичьи поля, а которые удалось засеять, те некому было убирать. Напрасно Иван Матвеевич рассылал старост собирать крестьян на «гвалты». Напрасно отец Герасим напоминал с церковного амвона, что, отказываясь признавать «Положение», крестьяне идут против царевой воли и тем грешат против бога. Выполняя полученные инструкции, отец Герасим убеждал крестьян быть покорными власти и помещику и потихоньку составлял списки «говорунов» и смутьянов, которые каждый месяц отправлял в епископию.

Старост крестьяне прогоняли, призывам отца Герасима не внимали, уходили из церкви, не дослушав проповеди. Многие крестьяне самовольно запахали ранее им принадлежавшие отрезки, пасли скот на выгонах, которые Иван Матвеевич объявил своими, и стали даже гонять скот на водопой к его вотчинному пруду.

Поздней осенью в ответ на девятую или десятую свою слезную жалобу в губернию Иван Матвеевич получил наконец известие, что для усмирения бунтующих крестьян Витебской губернии послан с войсками из столицы генерал Веймарн.

Узнав, что генерал находится за сорок верст и вряд ли сможет прибыть в Полоцк ранее чем через две недели, Иван Матвеевич послал ему богатый подарок — чистых кровей жеребца. И бравый воин нашел возможным ускорить свой поход по непокорным деревням Витебской губернии.

На рассвете пятого октября во главе сотни солдат генерал прибыл в имение Ивана Матвеевича. А еще через три часа просторный двор уже был забит крестьянами, которых солдаты приводили группами по пять-шесть человек.

Узнав о событии, пришел на двор и Арсений.

На крыльцо вышел генерал Веймарн. Он был высокого роста, с выпуклой широкой грудью и маленькой, беспрестанно мотавшейся головой на длинной шее. Казалось, диковинная птица высматривает с высоты, кого бы клюнуть. Отступив на полшага, по правую сторону его стоял Иван Матвеевич.

— Господа православные свободные крестьяне, — заговорил генерал неожиданно визгливым бабьим голосом, и толпа во дворе сбилась теснее, притихла: мужики впервые слышали, как их полагается по-новому величать. — Почему вы отказываетесь от воли, дарованной вам царем?

— Кто же от пирога откажется? — тотчас раздалось из толпы. — Но раз его вместо ягод полынью начинили, то как его есть?

— Замечайте, господин Ратиборов, кто перечит, — шепнул генерал Ивану Матвеевичу. — В том нашей тактики искусство: заставить вожаков самих себя выдать... Именем его величества, — грозно и торжественно провозгласил генерал, — приказываю вам вернуться к исполнению ваших обязанностей перед вашим помещиком, дабы и он мог спокойно выполнять свои обязанности начальника вашего общества, вашего радетеля и отца.

— Освободил нас царь от барщины, это господин помещик не желает царю подчиняться, — выкрикнули из толпы, а старческий голос добавил:

— Где ж у тебя, генерал, царская печать? Нетути ее, самозванец ты, а не царский генерал.

— Где наша воля, настоящая воля, а не из манифеста?

Генерал развернул газету.

— Вот, господа мужики, с каким словом, будучи в Полтаве, обратился царь к тамошним волостным старшинам: «Ко мне доходят слухи, что вы ожидаете другую волю. Никакой другой воли не будет, как та, которую я вам дал. Исполняйте, чего требует закон и «Положение», трудитесь, работайте и будьте послушны властям и помещикам».

По толпе пошел гул, она качнулась к крыльцу, отхлынула, снова качнулась. Над множеством неясных выкриков, полных недоверия, недоумения, беспокойства, возвысился спокойный, громкий, уверенный голос:

— Не мог такого царь сказать. Либо кто в газете писал подкуплен министрами, либо не то ты, генерал, читаешь. Пусть наш человек читает. Арсений пусть читает.

— Арсений!.. Арсений!..

И вот толпа сама выдала своего главного вожака, до сих пор стоявшего где-то позади. Арсения пропустили к крыльцу, в самые руки генерала-карателя.

— Ну, иди сюда, Арсен, раз тебе так верят. Это ты слух пустил про двухрублевую десятину?.. Ну, иди сюда, иди!

Арсений спокойно поднялся на крыльцо. По знаку генерала четыре солдата последовали за ним. Почуяв неладное, толпа зароптала, из нее полетели угрожающие выкрики. Десятка два мужиков подошли к ступенькам крыльца.

Иван Матвеевич с беспокойством глянул на Веймарна. Но генерал был спокоен. Не новичок же он в батальных делах. Недаром вся его грудь украшена медалями за доблесть, бесстрашие и воинское мастерство.

— Не пойдем на барщину, — раздались крики.

— Хоть всем нам горло перережьте...

— Царю жаловаться будем...

— Где настоящая воля, царева? Упрятали ее, а ложную подсунули.

— Если вы мне не верите, то послушайте пастыря вашего, — перекричал генерал эти голоса.

Вперед из-за генеральской спины вышел отец Герасим.

— Кто посягнул на чужую собственность... — начал он, но продолжать ему не дали.

— Врешь ты, поп, все врешь... Не слушаем тебя!..

Генерал издал резкий гортанный клич, и его солдаты от забора ринулись на толпу, рассекая ее на группки, избивая сопротивляющихся и выхватывая тех, кто говорил против генерала.

Десять мужиков они приволокли к крыльцу, остальных оттеснили в сторону. В центре двора расчистили площадку, установили две скамьи, у каждой стали по два солдата с розгами. Тактика генерала не допускала промедления. С задержанных сорвали порты, их валили на скамьи, привязывали спиной вверх. И первым был подвергнут наказанию Арсений.