Пьер Леметр - Зеркало наших печалей [litres]

Волнение улеглось, он вышел на воздух, и прислонился к багажнику, чтобы выкурить сигарету. К нему присоединились коллеги из других машин, и они впятером дымили в небо и молча смотрели на запечатанные ворота. Подошел Борнье: он не курил, но был явно навеселе. «Неужели придурок взял с собой пару бутылок?» – спрашивал себя Фернан, прихвативший из Парижа около миллиона франков.

– Какого черта они нас тут маринуют? – спросил Борнье.

Фернан не помнил случая, чтобы этот человек говорил спокойным тоном. В каждой его фразе вечно звучали вызов и обида: Борнье считал себя обделенным и требовал у мира «репараций».

– Дело затягивается, – заметил один из унтер-офицеров.

– Готов поспорить – они решили бросить нас тут со всей этой швалью! – подал голос Борнье, и все как по команде повернулись к приземистому «негостеприимному» зданию тюрьмы, окутанному сумерками.

– Как по мне, я бы расстрелял этих сволочей, и дело с концом…

Никто не возразил. Ни один человек не имел желания стрелять, но эта странная ночь, бегство из Парижа, «безглазые» автобусы, наглухо закрытые ворота, неуверенность в будущем погружали каждого в одинокую усталость и отрешенность от мира.

– Что это у тебя?

Один из коллег кивком указал на торчавшую из кармана Фернана книгу.

– Да так, ерунда… Это…

– У тебя остается время на чтение? – удивился Борнье, и Фернан различил в его голосе желание поддеть.

– Ну говори, чего скрытничаешь? – не отставал зануда.

Он нехотя показал Борнье маленький томик «Сказок тысячи и одной ночи». Судя по лицам окружающих, название никому ничего не сказало.

– Том три… выходит, первые два ты уже прочел? – тоном следователя спросил Борнье.

Фернан затушил сигарету и пробормотал, глядя в сторону:

– Взял первое, что под руку попалось, помогает от бессонницы…

Шум из автобуса помешал Борнье задать следующий вопрос.

– Останься, Борнье! – крикнул Фернан, схватив того за плечо, и повторил:

– Жди дальнейших распоряжений!

Заключенные очень устали, слишком долго сдерживали животный страх перед неизвестностью, их мучил голод, так что когда один недоумок-жандарм – он тоже выбился из сил – достал из вещмешка кусок колбасы и ломоть хлеба, немедленно последовал взрыв негодования.

Фернан в два шага оказался рядом с недотепой.

– Немедленно убери жратву! – сквозь зубы прошипел он.

– А нас когда покормят?

Фернан обернулся, но не успел заметить, откуда раздался голос, да это и не имело значения. Люди содрогнулись, объятые одним общим чувством – готовностью к бунту. Охранники взвели курки. Виновник происшествия, пунцовый от стыда, дрожащими руками совал в мешок злосчастный бутерброд.

Последний раз они ели и пили шесть часов назад, тела затекли от сидения, многих клонило в сон. Ситуация могла в любой момент выйти из-под контроля, что не сулило Фернану ничего хорошего.

– Скоро мы всех накормим! – крикнул он. – А пока ждем, дадим вам напиться.

Он вышел из автобуса, спросил, обращаясь ко всем сразу:

– Есть здесь где-нибудь вода?

Никто не знал.

– В той стороне Луара, – сказал Борнье. – Хочешь их утопить, проще всего будет сбросить автобус с моста.

– Ты прав, нужно их напоить, – подал голос коллега Фернана, проигнорировав идиотское предложение Борнье. – Мои тоже порыкивают, не стоит дразнить гусей…

Фернан подошел к воротам и позвонил. Окошко открылось.

– Вы не знаете, долго нам еще ждать? – спросил он у дежурного.

– Думаю, нет.

– Тем лучше, потому что…

Он хохотнул, чтобы снять напряжение.

– …там хотят пить!

– Придется еще потерпеть…

Ворота открылись, выпуская капитана Хауслера. Шестеро унтер-офицеров с тревогой посмотрели на него.

– Итак… все пошло не по плану…

Капитан замолчал, как будто не мог решить, стоить ли продолжать.

– А что предусматривал план? – рискнул подать голос Фернан.

Хауслер производил впечатление уверенного в себе человека, он закончил Высшую военную школу и не привык сомневаться, но в сложившихся обстоятельствах… Уже несколько недель ситуация на фронте лишь частично подчинялась взглядам Генерального штаба на войну, а этим вечером начальство провинциальной тюрьмы отказалось выполнить приказ вышестоящего командования и принять «на сохранение» партию заключенных, окончательно расшатав сложившуюся систему ценностей Хауслера.

– Ничего, – произнес он непослушными губами. – В том-то все и дело, что ничего. Мне приказали доставить заключенных по адресу, но тут для них нет места.

– А как насчет довольствия?

– За это отвечает военный округ, они должны были обеспечить все к вечеру…

Стало понятно, что план полетел ко всем чертям.

Капитан посмотрел на часы.

Из открывшегося окошка раздался голос:

– Телеграмма для капитана Хауслера!

Унтер-офицеры переглянулись.

– Лично я, – сказал Борнье, кивнув на автобус, – не понимаю, с чего мы миндальничаем, если кончится все расстрелом. Моя бы воля…

Фернан собирался ответить, но тут вернулся капитан. Выглядел он очень довольным.

– Нам приказано эвакуироваться в лагерь под Гравьером.

– ?..

– Это далеко?

– А довольствие?

– Все вопросы решены, так что вперед! Поехали! – приказал Хауслер.

– Может, дадим им хотя бы воды? – предложил Фернан.

– Не умничайте! До Гравьера пятнадцать километров, лишние пятнадцать минут погоды не сделают!

Аджюдан-шеф ничего не стал объяснять подчиненным, ему было явно не по себе, он сел в автобус и кивнул водителю: «Вперед!» Машина тронулась, и страх неизвестности снова повис в воздухе.

– Как думаешь, куда мы едем? – тихо спросил молодой коммунист.

Рауль пожал плечами – у него не было никаких вариантов.

Через полчаса автобус начал притормаживать, и он сумел разглядеть фермы и проселочные дороги. Сделав широкий полукруг, они остановились перед рогатками из колючей проволоки…

Фернан вышел первым, чтобы раздать указания.

Арестанты один за другим спускались вниз, называя фамилию и номер, которые жандарм отмечал в списке галочкой.

Рауль оказался рядом с Габриэлем. Оба не могли отвести глаз от выстроившихся в два ряда аннамитских стрелков, наставивших на заключенных ружья. У самого входа стояли французские солдаты.

Им приказали построиться в колонну по трое и скомандовали: «Вперед!» Первого же споткнувшегося ткнули штыком в бедро, двух других, попытавшихся поддержать товарища, начали избивать прикладами, выкрикивая оскорбления: «Сволочи! Гады! Грязные боши!..»

Рауль тут же передумал просить воды.

– «Наше славное прошлое указывает нам путь», – пробормотал он, но не ухмыльнулся, как делал всегда, цитируя штабные речовки.

Бараки на территории лагеря больше всего напоминали надгробия воинских кладбищ.