Пьер Леметр - Зеркало наших печалей [litres]

Женщины молча смотрели им в спины.

Ожидание убивало всех. Тех, кто боялся, и тех, кто пугал. Около трехсот заключенных стояли во дворе и тряслись от страха. Вокруг них, по периметру, расхаживали жандармы – человек шестьдесят с ружьями на плече – и два взвода марокканских стрелков, они тоже нервничали из-за отсутствия точных инструкций.

Капитан Хауслер – высокий, худой, похожий на «странствующего рыцаря», но без его наивности, с раз и навсегда застывшим лицом (он считал такое выражение неотъемлемой частью облика доблестного служаки), отказывался отвечать даже на вопросы подчиненных.

Фернан собрал свое отделение. Их было не шестеро, а пятеро, Дюрозье накануне предупредил, что сваливает, его жена на восьмом месяце, и он должен отвезти ее в безопасное место. Лучше бы отсутствовал законченный придурок старший капрал Борнье. Некоторые алкоголики толстеют из-за своего пагубного пристрастия, другие пьяницы становятся иссохшими, как мумии. Борнье был из числа последних, этакий скелет, заряженный бешеной, невесть откуда бравшейся энергией и оттого никогда не выглядевший пьяным. Борнье все время перемещался, на одном месте не сидел, вот и сжигал калории. Он был из тех алкашей, которые на балу танцуют без партнерши, но с кружкой пива в руке, кривляясь перед оркестром. У него был острый нос, тупая башка и неуемный нрав. Сейчас он выглядел возбужденным сверх меры.

Капитан Хауслер провел перекличку после чего приказал отвести подальше в сторону шестерых разновозрастных арестантов и назначил двойной караул.

– Приговоренные к смерти… – шепнул Рауль на ухо Габриэлю.

Фернану и его людям досталось человек пятьдесят уголовников. Старший капрал Борнье нервно расхаживал перед заключенными, построенными в колонну по три человека в каждом ряду, нервно дергал за ремень ружья, подозрительно озирался и заражал своим психозом арестантов.

– Молчать! – то и дело выкрикивал он, хотя никто не поручал ему наводить порядок подобным образом.

Люди обменивались информацией, задавали друг другу вопросы. «Говорят, Даладье хочет эвакуировать военные тюрьмы. Как думаете, что это значит?» – «Значит, нас переведут…» Слово «перевод» хоть как-то успокаивало, ведь альтернативой ему был «расстрел». Никто не верил, но все нервничали… «Почему солдаты на взводе? Из-за того, что до сих пор нет приказа? Или они не хотят стрелять в нас?» Кто-то вспомнил ров вокруг Венсенского замка [59] 21 марта 1804 г. по приказу Наполеона Бонапарта, тогда Первого консула, во рву Венсенского замка был расстрелян французский принц крови – герцог Энгиенский (Бурбон), который имел право на французский престол. В тот год Бонапарт готовился провозгласить себя императором, и любые законные претенденты на трон были опасны. Рисковать узурпаторы не любили, и все неугодные безжалостно устранялись. . Габриэлю стало совсем плохо. Он уже десять раз заявлял о своей невиновности, но в Шерш-Миди все так поступают, получается, что тут, кроме коммунистов, виноватых нет, ни одного.

В них-то, в коммунистах, и заключалась главная проблема, как объяснил капитан Хауслер собравшимся около него подчиненным:

– Нам доподлинно известно, что они собираются напасть на арсеналы и похитить оружие, чтобы совершить несколько терактов, приказ от главарей они получили вчера и уже начали действовать. Сидящие в Шерш-Миди готовы взбунтоваться и увлечь за собой анархистов и саботажников… Здесь собраны только враги Франции.

Фернан посмотрел на тех, кого согнали во двор. «Враги» стояли, ссутулившись, руки у них дрожали, все как один со страхом и тревогой наблюдали за жандармами и стрелками. Это не сулило ничего хорошего.

– А с ними что будем делать? – спросил он.

Хауслер напрягся.

– В свое время вам сообщат, – отрезал он и потребовал провести еще одну перекличку.

Фернан поставил мешок у стены, чтобы он оставался в поле его зрения, и начал называть фамилии и имена: «Альбер Жерар, Одюген Марк…» Каждый выкрикивал: «Здесь!» – и ему указывали место, куда он должен был отправиться. Фернан ставил крестик в соответствующей клеточке.

Габриэль с мертвенно-серым лицом стоял в двух рядах позади Рауля Ландрада, тоже выглядевшего не лучшим образом.

Все насторожились, услышав за оградой шум моторов. Конец догадкам и предположениям! Разговоры смолкли, кто-то обмочился и упал на колени, марокканцы поволокли его к группе приговоренных к смерти, не донесли, бросили на землю, и он остался лежать, жалобно постанывая.

– В колонну по два, стройся!

Старший капрал Борнье повторил команду на тон выше, Фернан подошел, чтобы в тишине дождаться указаний, но тут ворота открылись и на территорию въехали первые два автобуса, похожие на катафалки.

– Попытка побега будет стоить жизни любому из вас! – объявил капитан. – Мы будем стрелять без предупреждения!

Борнье открыл было рот, но не произнес ни слова – даже он сообразил, что правильнее будет промолчать.

Осужденных на казнь никто сажать в автобус не собирался, они так и стояли на коленях, держа руки на затылке, окруженные расстрельной командой.

Фернан поправил лямки вещмешка и тоже взвел курок. Заключенные тронулись вперед, как сквозь строй, марокканцы подталкивали их в спины прикладами.

– Никаких остановок до пункта назначения, таков приказ, и пусть никто даже не думает его нарушить.

Габриэль упал, встал на четвереньки, поднялся, вскочил в автобус, где уже сидел Рауль Ландрад. Никто ни с кем не заговаривал, каждый со страхом и отчаянием думал об одном: «Что дальше?..»

При виде заключенных женщины онемели.

Они тянули шеи, вглядывались, но ничего не успевали увидеть, а что-нибудь расслышать, разобрать слова мешали крики охранников.

– Они уезжают! – Вопль ударил по нервам, взорвал барабанные перепонки.

Луиза протиснулась вперед и до рези в глазах всматривалась в силуэты садившихся в автобус мужчин, не зная, как выглядит ее незнакомый брат. Который из них? Автобусы стояли слишком далеко, и она ничего не успела увидеть: первая машина тронулась с места, пришлось отступить назад, к домам, чтобы не попасть под колеса. Никто не кричал – шум моторов заглушал все звуки.

Женщины переглянулись. Заговорили разом, прижимая к груди сумки с передачами. Все задавали один-единственный душераздирающий вопрос: «Куда их повезли?»

Ответ крутился у каждой на языке, потом женщина лет пятидесяти пробормотала со слезами в голосе:

– Но ведь их не расстреляют?

Кто-то произнес невпопад:

– Странные какие-то автобусы…

Луиза подумала: «Это секретная операция, потому и автобусы такие…» – но ничего не сказала. Двери тюрьмы закрылись, пора было расходиться, женщины медленно потянулись вверх по улице, и тут раздался возглас: