Пьер Леметр - Зеркало наших печалей [litres]

Фернан мог бы перетасовать контингент, перемешав «кланы», но не стал этого делать, чтобы не накалять обстановку еще сильнее.

Утром некоторые соорудили примитивные шашки и домино и засели за игру, Рауль взял верх в первом же туре в бонто.

Капитан Хауслер сильно нервничал и без конца донимал связистов, пробуя добиться хоть каких-нибудь указаний и вытребовать довольствие, но либо попадал не на тех людей, либо вообще не получал ответов.

Подошла очередь Габриэля и Рауля «подышать воздухом», оба попробовали размять ноги, потом Ландрад принял независимый вид и отошел поболтать с пожилым охранником, который плевать хотел на все указания начальства.

– Боши форсировали Сену, они уже рядом со столицей, где-то на западных подступах.

«Если немцы войдут в Париж, всему конец! – думал Рауль. – А как они поступят с тысячами арестантов?»

Завыла сирена воздушной тревоги, и все попадали на землю. Рауль лежал рядом с дверью и мысленно прощался с жизнью, но немцы по какой-то причине не стали сбрасывать бомбы, а вдалеке послышался рокот моторов французской авиации.

– Вечно они опаздывают… – проворчал Борнье.

Рауль вернулся к Габриэлю.

– Если бежать, то сейчас, лучше момента не будет, – тихо сказал он. – Никто не обратит на нас внимания.

– Как ты намерен выбраться из лагеря?

Ландрад не ответил. Он оглядывал окрестности, прикидывая возможность и выстраивая в голове детальный план спасения.

– Во время следующей тревоги проверим наши возможности.

С этого момента Рауль во время каждой прогулки считал количество шагов от одного пункта до другого. Выбирал наилучшие траектории, прикидывал альтернативные решения.

Около двух часов дня появился грузовик интендантства. Полученный паек привел Фернана в отчаяние: полуторакилограммовая буханка хлеба и коробка паштета на двадцать пять человек и маленькая головка камамбера [61] Классическая стандартная головка камамбера имеет форму низкого цилиндра диаметром 11 см и высотой 3,5 см и весит 300 граммов. на пятьдесят.

Раздавать еду пришлось под усиленной охраной: люди могли взбунтоваться в любой момент.

– Они хотят уморить нас голодом! – выкрикнул один арестант.

– Предпочитаешь получить пулю, сволочь? – Борнье был в очень дурном настроении, видимо, допил заначенное красное вино. – Ну так что выбираешь, а?

– Успокойся… – вмешался Фернан.

Он дружеским жестом похлопал подчиненного по плечу, но тот не унялся:

– Скажите спасибо, что вас не давят, как тараканов, мерзавцы!

Габриэль нахмурился, понимая, как прав был Рауль, назвав Борнье «опасным человеком».

– Первый, кто еще раз раскроет пасть… – ярился Борнье.

Закончить фразу он не успел – Фернан вытолкал его за дверь и приказал одному из солдат занять его место.

Выяснилось, что табак тоже скоро закончится, и это наверняка спровоцирует новые осложнения.

Фернан приказал всем вернуться в помещение и расставил охрану у двери и окон.

– Не беспокойся, Луиза, я устроюсь на ночлег внизу.

Мсье Жюль широким жестом предоставил в распоряжение своей пассажирки салон «пежо». Он вознамерился провести ночь под днищем, что было, мягко говоря, смело, учитывая его комплекцию. Луиза тактично не интересовалась: «Ну как вы там?» – и чуть позже услышала доносившийся с обочины храп.

Мсье Жюль лежал на спине, сложив руки на толстом животе, и на секунду показался ей мертвым. На мгновение у Луизы сжалось сердце, и она снова подумала, как важен для нее этот толстяк.

Заднее сиденье оказалось недостаточно широким, она всю ночь боялась упасть, и ей снились акробатические кошмары, а справа и слева урчали моторы: многие не захотели останавливаться из страха, что их место в караване займет кто-то другой.

После импровизированного пикника Луиза развязала тесемки папки, которую отдала ей Анриетта Тирьон, и подосадовала, что в спешке забыла на кухонном столе фотографию младенца Рауля…

Все тридцать писем Жанны Бельмонт доктору Тирьону были короткими, на одну страничку. Первое датировалось 5 апреля 1905 года:

Любовь моя!

Я поклялась никогда вам не писать и ничем не беспокоить и вот нарушила оба обещания. Вы рассердитесь – и будете правы.

Я пишу, потому что не ответила на ваш вопрос. Помните, вы сказали, что я «замкнулась в молчании»? Правда в том, что вы по-прежнему производите на меня очень сильное впечатление. Страха нет – я не смогла бы любить человека, если бы он меня пугал, – но все, что вы говорите, ново и интересно, и мне остается только слушать. Я наслаждаюсь временем, которое мы проводим вместе, и после наших встреч чувствую себя как никогда живой.

Вчера, когда мы расставались, я совсем растерялась, но говорить об этом трудно, а писать и вовсе невозможно, поэтому закончу просьбой: воспринимайте мое молчание как признание в любви. Всегда.

Семнадцатилетняя Жанна без памяти влюбилась в человека много старше себя и, конечно, восхищалась им. Неглупая девушка с хорошим слогом, «читательница романов», по словам мсье Жюля, мечтательная, чистая и красивая, она тронула сердце сорокалетнего мужчины, покорила его.

Луизу потрясла страстность матери. Сама она не знала любовной лихорадки, но не завидовала Жанне, а восхищалась смелостью девушки, заранее знавшей, что надеяться ей не на что. Луиза влюблялась, но страстно – никогда, спала с мужчинами, но не знала высшей степени наслаждения. Жанна писала любовные письма, Луиза нет. О, послания эти были вполне банальны, но их запредельная искренность и готовность жертвовать собой поражали воображение. В июне 1905 года Жанна писала доктору:

Мой бесценный возлюбленный! Будьте эгоистом.

Берите, берите, берите, всегда берите. И пусть в моих вздохах вам слышатся слова «я вас люблю».

Луиза сложила письма в папку и завязала тесемки бантиком.

Жанна обращалась к доктору на «вы», он, скорее всего, говорил ей «ты», и Луиза не видела в этом ничего странного, такая манера не казалась ей неестественной.

Засыпая, она спрашивала себя, действительно ли доктор Тирьон любил ее мать.

Луиза и мсье Жюль совсем вымотались, как, впрочем, и все окружающие, измученные бесконечным сюрплясом [62] Сюрпляс ( фр . sur place – на месте) – тактико-технический прием ведения гонки на треке, выражается в умении велосипедиста сохранять равновесие при отсутствии поступательного движения. и страхом перед появлением немецких бомбардировщиков.

Всем хотелось привести себя в порядок, и многие женщины рискнули отправиться на поиски воды. Колодец, у которого, как в старину, обсуждались последние новости, нашелся на ближайшей к дороге ферме.