Владислав Романов - Нефертити

— Оставьте его, — еле слышно прошептал царь.

Телохранители не сразу, но отпустили Гасили и, поклонившись, покинули шатёр.

— Ты свободен, Гасили, — не глядя на него, проговорил Суппилулиума.

Начальник разведки склонил голову перед спасшим его голову Миумой, поклонился другим полководцам и покинул шатёр. Вождь хеттов вернулся на своё место.

— Кто ещё хотел бы высказаться? — помедлив, спросил он.

— Могу сказать, что звёзды против похода на Египет, — неожиданно подал голос Озри, обычно не вступавший в такие споры.

Не хотел прорицатель и сейчас вступать в перепалку с диким хеттом, но словно кто-то подтолкнул его в спину.

— Потому что там живёт твой сын, оракул?! — тут же, как тигр, вскинулся властитель. — И сам бы ты туда с радостью убежал, я знаю, о чём ты мечтаешь! Разве не так?!

Глаза его сверкнули, пена выступила на губах.

— Ваша милость, ведь вы призвали меня, чтобы я высказал своё мнение. Но я стар и могу ошибаться. Ваш сын сам призвал к себе восемнадцать наших оракулов, и они единогласно сказали тоже самое. Вот послание вашего наследника, оно свидетельствует о том же, я лишь на словах передал его пожелания, — пропустив мимо ушей этот оскорбительный выпад и передав грамоту наследника, продолжил Озри, но самодержец, вскипев, прервал оракула.

— Я не хочу слушать больше ничьё мнение, а любой, кто воспротивится моей воле, будет объявлен изменником и казнён! — выкрикнул Суппилулиума. — Мы берём Халеб и отправляемся на Египет! Да будет так!

Он раскрыл грамоту сына, бегло пробежал глазами и, скомкав, выбросил в сторону.

— Жалкий, подлый трус! — воскликнул самодержец и тут же объявил: — Мурсили больше не наследник!

Он не знал, что ему делать. Опять, как и в прошлый раз, египетский поход развалился на глазах: ушёл Халеб, Гасили, готов был уйти Миума, взбунтовался Озри. Остальные хоть и молчали, но в душе роптали и при первой неудаче во всём обвинят вождя. Им уже снятся тёплые постели, жёны, наложницы, сытые дома. Суппилулиума видит их насквозь.

Второй раз заглядывал царский повар: всё готово к обеду. А барашка, когда подсохнет, не угрызёшь. Да и вкус не тот. Заглянул личный порученец, не выдержал, зашёл в шатёр, приблизился к властителю, шепнул на ухо:

— Жители Халеба готовы принять наши условия. Их прежний голова самолично приехал.

Лицо вождя хеттов посветлело.

— Будем обедать! — объявил он. — Зови дорогого гостя, за обедом и поговорим!

Азылык, напряжённо следивший за этим противоборством военачальников с царём и сам подтолкнувший Озри к перепалке, услышав повеселевший голос правителя, заскрипел зубами от злости. Оракул уже ощутил, как задребезжала душа царя, заныла, смиряясь с тем, что и в этот раз придётся отложить поход в Египет и повернуть назад. Кассит собственными ушами слышал, как Суппилулиума мрачно сказал самому себе: «Если Халеб не примет моих условий и штурм станет неизбежен, то в Египет мне не идти». А сирийцы взяли и приняли его условия. Впрочем, их можно понять: город на перекрёстке караванных путей, самый богатый в Сирии, и жителям есть что терять. А уж перед кем спину выгибать, богатеям и торговцам всё равно. Перед Суппилулиумой ещё легче: он побудет пару дней и уедет, а наместника несложно прикормить, тем более, юного отпрыска. «Халеб на соломе не продержишь, ему овёс подавай!» — говорили купцы. Так всё и оказалось. Старания Азылыка пошли прахом.

Кое-чего он всё же добился. Первое за долгие месяцы смятение в душе правителя Хатти всё-таки случилось. А этот рубец не заживёт. И Озри Азылыку поможет. Для финикийца другого пути также нет.

Занятый этими размышлениями, кассит не заметил, как к нему незаметно вошла Нефертити и, остановившись у дверей, дала знак Сейбу, чтобы тот не тревожил своего господина. Она уже хотела так же незаметно уйти, как вдруг оракул повернул голову и, заметив царицу, мгновенно поднялся.

— Я прошу простить меня, — пробормотал он.

— Нет, это я прошу прощения, что нарушила ваш покой, точнее, вашу сложную работу, — смутилась она.

— Проходите, ваша светлость, я всегда рад вас видеть! — заулыбался прорицатель. — Один взгляд на вас, и вся моя усталость испаряется, как утренняя роса на листьях!

— Вы говорите, как поэт или как влюблённый, — царица села в кресло, приготовленное на тот случай, если к оракулу заходил Эхнатон.

Провидец дал знак Сейбу принести сладости, и тот принёс вазу с финиками, инжиром, виноградом и медовыми лепёшками. Азылык предложил вина, но Нефертити отказалась, и кассит наполнил свою чашу. Он сразу догадался, зачем в его покоях объявилась царица, но не торопился проявлять свою прозорливость, наслаждаясь красотой первой супруги фараона. Превратившись из девочки-подростка в стройную лёгкую женщину с длинной шеей, тонким лицом, все линии которого рисовались стремительно и изящно, она завораживала ещё сильнее, чем пять или семь лет назад. Оракул с такой жадностью её рассматривал, что гостья смутилась.

— Простите, — растерянно пробормотал Азылык.

— Мне, наверное, не стоило заходить, — заговорила Нефертити, — но я не смогла перебороть своё любопытство! Это ужасно, правда?..

— Вовсе нет. Вы неожиданно остались одна, а одиночество не лучшая пора в жизни женщины. Вот я, к примеру, не могу без одиночества, я задыхаюсь, когда меня кто-то опекает или просто проявляет ко мне частое внимание; к вам это, несравненная из богинь, не относится. Но я вас понимаю. И хочу сразу сказать: его величество потерял интерес к Киа и скоро вернётся к вам.

— Это правда?! — царица даже вздрогнула, услышав эту новость.

Азылык кивнул.

— А почему он потерял к ней интерес?

— Думаю, что наш правитель распознал истинную и ложную красоту. Только и всего.

— С вашей помощью, — добавила Нефертити и улыбнулась. — Я слышала, вы пригрозили, что превратите её в мышь или лягушку...

— Я всегда был рад помочь вам, ваша светлость.

— А вы в состоянии исполнить эту угрозу? — полюбопытствовала она.

Он задумался, но по его молчаливому лицу было понятно, что это так.

— Я не имею права отвечать на такие вопросы. Слова иногда похожи на стрелы с отравленным наконечником.

— Я понимаю. Мой муж вернётся навсегда? — спросила царица.

— Вы не должны задумываться об этом, ваша светлость. Вас любят тысячи египтян. Многие каждый день кладут живые цветы к вашим статуям во всех концах города, приходят к ним, как на свидания, разговаривают и объясняются в своих чувствах. Вашего мужа отчасти угнетает эта любовь, он ревнует, а ревность заставляет его совершать порой необъяснимые поступки. Вы должны об этом помнить и прощать его. Прощать, — настойчиво повторил оракул.

Нефертити кивнула. Она поблагодарила Азылыка, откланялась и ушла. Сейбу, видевший супругу фараона в первый раз, проводил гостью оторопелым взглядом и восхищённо зацокал языком, чего с ним никогда прежде не случалось.