Владислав Романов - Нефертити

— Богиня! — уважительно прошептал он.

Сулла встретился с бывшим Верховным жрецом спустя год и несколько месяцев после того, как вернулся в Фивы под сень родительского дома. Первые полгода прорицатель никак не мог поверить, что его, как паршивую овцу, выгнали из дворца фараона и больше не желают там видеть. Ему казалось, вот-вот прискачет гонец, объявит милость властителя, который попросит оракула возвратиться: ведь кроме него никто так хорошо не знал расположение звёзд на небе, не мог считывать их каждодневные сообщения. Но гонец не появлялся, а Сулла, как узник, просиживал целые дни у окна, ожидая громких криков: «Дорогу гонцу фараона!» и торопливого всадника на пыльной улице Фив.

Прошло полгода, потом ещё два месяца, обида прожигала сердце оракула, он осунулся, похудел, тёмные круги легли под глазами, пока не пришёл один купец и, обливаясь слезами, не умолил звездочёта сжалиться над ним. Его дочь была прикована неведомым недугом к постели, и ни один лекарь не знал, что с ней происходит, выздоровеет она или дни её сочтены. И все домашние жили в этом страхе, не зная, у кого вымолить её спасение.

Сулла сходил, посмотрел на больную, узнал, когда она родилась, в какой час, засел в своей библиотеке, открыл звёздные карты и трудился почти месяц, считывая судьбу девушки, и нашёл провал, куда она угодила. Но дальше её жизненный путь читался легко и ясно, а провал должен был вот-вот закончиться. Это было редкое явление, человеческая судьба попадала в некий мешок и не могла оттуда выкарабкаться. Этот период мог сопровождаться болезнями, отчаянной тоской, человек отказывался жить, готов был свести счёты с жизнью, сам в глубине души не понимая, что с ним происходит. Оракул возвестил, что тёмный провал её судьбы заканчивается, надо улыбнуться, встать и, забыв всё, что было, начать жить снова, не оглядываясь назад. Девушка поверила звездочёту, болезнь сама собой исчезла, и жизнь её наладилась.

Радости родителей не было конца. Они щедро его одарили, и в тот же час по всем Фивам, по всему Нилу разнеслась весть о чудодейственном оракуле. Толпы богатых и бедных кинулись к нему, желая узнать о своих тревогах и несчастиях и суля большие богатства, приезжали с богатыми дарами принцы и цари из соседних стран. Сулла же принимал не более трёх человек в день, не разбирая, кто бедный, кто богатый. Он и раньше не нуждался ни в чём, а страсть к накоплению даров была ему чужда. Десятки людей каждое утро тянулись к его дому. Однако никто не кричал с улицы: «Дорогу гонцу фараона!», точно до Ахет-Атона не дошла ещё слава оракула из Фив.

Постепенно забылась и эта обида. Восхваления простых и знатных сограждан растопили её. Да и само дело, распутывание нитей чужих судеб увлекло Суллу. Он читал старые манускрипты египетских звездочётов, богов, противостоял сложнейшим загадкам и, если удавалось их разгадать, сердце прорицателя наполнялось великой радостью, а уличная слава тешила его самолюбие. Родные им гордились, многие семьи мечтали с ним породниться, а лучшие красавицы Фив грезили попасть в его объятия. Сулла помнил о Тиу, своём сыне, и всем отказывал.

Они увиделись в Карнакском храме Амона-Ра, куда Неферт вернулся настоятелем. В качестве подношения слуга оракула пригнал трёх барашков и большую бадью живой рыбы. Жрец поблагодарил звездочёта за щедрый дар, пригласил его отобедать с ним. Настоятель и раньше хорошо знал оракула и его родителей, владевших половиной всего рыбного промысла в Фивах, продававших живую, вяленую, солёную и сушёную рыбу, имевших более трёхсот лодок и судов по побережью Нила. Он ведал и о том, что Сулла поругался с фараоном и был изгнан из Ахет-Атона, что у царицы Тиу от него родился сын, а Нефертити рожала одну дочь за другой, и вопрос о наследнике оставался открытым. Многие богатые купцы были недовольны не столько забвением прежних богов и восхвалением одного, Атона, сколько переносом столицы, из-за чего уменьшилась их торговля. Они не захотели бросать свои благоустроенные дома и сады и готовы были всеми силами и средствами способствовать тому, чтобы вернуть всё на свои места. Храм Амона во главе с его настоятелем и стал центром приверженцев старых богов и старой столицы.

При этом Неферт не хулил Эхнатона и уж тем более Атона-Ра, он жил тихо, действовал ещё тише, понимая, что плетью обуха не перешибёшь, правителя не переделаешь, а вот придёт другой — и всё может перемениться, вернуться на круги своя. Принципы власти менять нельзя, рухнет всё. И сейчас страшного ничего нет. А что же страшного в том, что фараон построил ещё один город или чествует только одного бога? Он же не запретил почитание остальных, не разрушил, не закрыл храмы Амона, Осириса и Исиды и других богов.

Бывший Верховный жрец намеренно восхвалял Эхнатона, зная обиду Суллы, и ждал с его стороны обвинений властителя в вероломстве и несправедливости. Но этого не последовало. Звездочёт молчал, точно соглашаясь со всем сказанным.

— Я тоже считаю, что ничего страшного не случилось, хоть в Фивах многие этих перемен не принимают! — прервав молчание, промолвил Сулла. — Я даже согласен с фараоном в главном: нам нужен один бог, который бы объединял в себе всех остальных. Атон или Амон, какая разница! Нет, пусть существуют остальные божества, но почитать все подданные должны одного. Так понятнее простолюдинам, и с этим трудно спорить. Один бог, один фараон. Всё большое в малом, а великое — в простом! Разве не так?

Неферт, лакомившийся печёной рыбой, отложил свой кусок, вытер рот лепёшкой. У него самого давно зрела эта мысль. Он, бывший Верховным жрецом, хорошо понимал, что ряд храмов существует не столько во имя державы, сколько ради настоятелей, которые обогащались за счёт жертвоприношений, возводили свои особняки, сады, бассейны, пригревали своих родственников. Он сам этим пользовался. И каждый раз хотел пресечь эту жилу, начать бескорыстно служить фараону, но тут же находился повод: то рождался внучатый племянник, то правнучка, и их родственники требовали новорождённым «на зубок», и Верховный жрец вынужден был радеть своякам. А потому и свою отставку он принял спокойно.

— У вас, я вижу, другая точка зрения? — спросил Сулла.

— Но один мог быть и Амон-Ра, — осторожно проговорил Неферт. — И что значит один? Небо не равно земле, ветер не означает дождь. Один не в силах управлять всем на свете. У фараона десятки советников. Отними их у него, и держава рухнет.

— А может ли советник управлять фараоном? — мгновенно зацепился оракул, и Неферт с недоумением взглянул на него. — Эхнатон теперь слушается только Азылыка. Хотя отчасти я благодарен дерзкому касситу! Я вернулся сюда и нашёл себя, своё призвание!