Семён Васильченко - Не той стороною

После того как Диссман оказался виновником крушения семейной жизни Стебуна, Стебун выплюнул бы вместе с шлепком крови из своей души самую память о Диссмане. Но форма партийно-товарищеских отношений требовала соблюдения хотя бы официальных, деловых рамок вежливости. Между тем, Диссман, не ограничившись тем, что Стебун его впустил, еще останавливал его.

Он сперва, очевидно, рассчитывал отнести происшедшее в Одессе к числу тех пустяков, которые не должны вызывать между двумя работниками партии осложнений. Но, прозрев по тону Стебуна, что тот так просто на это не смотрит, сразу перестал делать вид, что ничего не понимает, и уже тоном увещевающей просьбы воззвал к товарищу:

— Ну что же вы, Стебун… считаете меня одного виноватым, когда она мне изобразила все так, будто вам до нее никакого дела нет и не будет… Будто я, как и вы, не знаю, как все это делается… Зачем между большевиками это дамское дутье губ друг на друга?

Диссман действительно с протестующей укоризной, не переставая косить глазом, надулся и подступил настолько, чтобы взять Стебуна за руку.

Стебун, нервно подергиваясь, выслушал его и процедил угрожающе:

— Хотите, чтобы я назвал вас партийной приблудой? Идите и меня не трогайте!

Он тяжело мелькнул взглядом по ненавистной фигуре Диссмана, открывая угрожающе дверь, и мгновение выждал.

Диссман побледнел и, растерявшись, переступил порог.

Тогда шагнул в клуб и Стебун и очутился среди разбившихся на группы в предзальной комнате спорщиков и перетолковщиков того, о чем говорилось в связи с докладом Евгенова.

Акоп, Борисов и Тарас стояли между столами, загородив дорогу к залу, и, очевидно, менялись острословным подкалыванием друг друга, потому что Тарас улыбался, Акоп горячился, Борисов же подковывал их разговор краткими репликами.

— А, именинник! — поймал Борисов взглядом Стебуна и передвинулся, когда пожимал ему руку. — Банька полезная придумана. Поговорим, поговорим!

Акоп возбужденно подступил вплотную к создателю клуба.

— Дайте после перерыва мне слово, Стебун, в первую очередь. Высеку Бочина… Пусть Тарас возражает. Ох, бюрократ! На заседании губкома, — объяснил он Борисову, — подносит такую же чушь, как сейчас Тарас, что внутрипартийная демократия невозможна вследствие того, что в партии много крестьян, а рабочие-де с ними по традиции ладят… Дуют любую отсебятину, лишь бы от Ладо была шпаргалка…

— Бочин — пулемет! — с довольным смехом подтвердил Тарас. — Всегда готов к бою, как следует герою.

— Не пулемет он, — взвизгнул Акоп, — а говорильная центрошишка! Мелет Емеля — его неделя. Идеолог бюрократов!

Борисов брызнул смехом и, словно от пружинного отбоя, оттолкнувшись раза два в припадке веселья всей верхней частью тела от своего фундаментального основания, покрыл спорщиков:

— У Тараса и Ладо это программа: куда умного не надо, туда Бочина пошлите. Ха-ха!..

Он довольно блеснул глазами на Стебуна, заметив в нем высветившуюся в игре губ улыбку.

Тарас, безобидчиво присоединившись к общему смеху, пожал плечами и махнул рукой, отступая, чтобы поздороваться с присоединившимся к одной из разговаривающих группок Диссманом.

Борисов, Акоп и Стебун прицелились друг в друга взглядом. Переведя взгляд на собрание, Борисов скептически потряс в сторону собравшихся головой и со значительным сочувствием, понятным всем троим, спросил:

— Генералов все-таки никого. И не будут приходить?

— Тарас же здесь… Все передаст. А если клуб влияние приобретет, то придут и они. Видите, что без них тоже не пусто.

— Да, да! Тут цвет!

Действительно, в клубе была значительная часть виднейших деятелей революции и партии. У одного стола среди группы друзей с ослепшим в Шлиссельбургской крепости ветераном первых террористических кружков Шелгуновым разговаривал герой освобождения Москвы от юнкеров, командовавший красногвардейцами и солдатами-большевиками, начальник военного округа, седеющий богатырь Уралов. Возле скромной женщины, которая являлась женой и несменным другом отсутствовавшего вождя партии, стояли выспрашивавшие о здоровьи Ленина Статеев, Нехайчик и два-три районщика. У самого председательского стола с сестрой Ильича, издавна заправлявшей секретарскими делами центральной партийной газеты, сговаривались, пользуясь случаем, по поводу очередной кампании Захар и губкомовские москвичи. Старые седеющие большевики возглавляли несколько группок в центре зала. Некоторые уединенно ждали возобновления прений, и видно было, что они начинают томиться.

— Пора начинать! — объявил Стебун, оставляя Борисова и Акопа. Через минуту он позвонил.

Публика поспешила занять места. Только в пред-зальной комнате осталось несколько не кончивших беседу спорщиков.

Борисов, остановившись у порога, увидел двух все время споривших и собиравшихся только теперь в свободной комнате чаевать приятелей. Это были губ-комовский домовой Семибабов, если не дневавший и не ночевавший в каком-нибудь из помещений комитета, то, несомненно, проживавший в одном из соприкасающихся с губкомом домов, и заведующий редакцией в Главлите Юсаков.

Борисов вспомнил что-то, обрадовался и подступил к столу.

— Семибабов, вы работаете в Госиздате ведь? Помощником Ревякина? У меня дело…

— А что такое? — заинтересовался Семибабов.

— У меня госиздатский заказ, я вам его отдам. «Манифест»… Я из-за этого и пришел — знал, кого-нибудь обязательно увижу здесь…

Семибабов, кивнув Юсакову, вдруг встрепенулся и бросил чай.

— Давайте, я передам.

И блеснув взглядом на друга, он чуть не прыснул, решившись на авантюрный трюк.

Он работал не в Государственном издательстве, а, соперничая с этим последним, развивал издательский кооператив, входивший все больше в известность. О предполагаемом издании «Манифеста» под редакцией признаннейшего марксоведа Борисова он знал, так как Госиздат рекламировал заранее книгу во всех газетах. И вдруг оказывалось, что рукопись еще только сдается. И попадет ему в руки. Пусть же Госиздат побольше старается, — партийно-издательский кооператив изданием этой книги прогремит на всю партию…

Вместе с Борисовым они в приемной отыскали портфель бурнопламенного ученого. Борисов извлек несколько тетрадок перекроенного поправками печатного текста и пачку листков собственных объяснений к этому тексту.

— Здесь не все! — предупреждал, крутясь возле Семибабова, Борисов. — Еще конец дам, когда будет набрано.

— А куда вам прислать оттиски набора? — интересовался Семибабов, смиренномудро пряча глаза.

— Домой! Только смотрите — скажите там: у нас диктатура пролетариата, «Манифест» кое-какое отношение к этому делу имеет. У нас Маркс и Энгельс заработали своей теорией на хорошую бумагу для книжки. Ха-ха!