Семён Васильченко - Не той стороною

— Я дура голосю, не вижу, что вы расстроены! А вы сердитесь и не скажете, чтобы я перестала…

Но она Льоле не мешала. Вывернуть душу и выплакать перед людьми все, что внезапным оползнем ввалилось в ее жизнь, Льоле было бы теперь лучше всего. А может быть, обещала эта весть счастье? Может быть, все, что на нее свалилось, только тяжелый сон?

Льола чуть шевельнулась в ответ служанке:

— Пой, пожалуйста, Луша, сколько хочешь. Пой, может быть, легче мне будет рыдать… Ах!

А письмо еще сильнее сжала в руке и, оглянувшись, приткнулась между пианино и решоткой камина на маленькую подножную скамейку против окон с цветами. И здесь перед ней начало всплывать все виденное и пережитое.

Она вспомнила и детство свое в бедной семье гимназического преподавателя словесности. И отрочество у дяди, спичечного фабриканта. И юность, годы счастливого сравнительно учения, когда она была на иждивении дяди. И встречи с Луговым после учения и замужество с ним. Гражданская война, затем зачисление Лугового в штаб. Разлука. Голодные годы, пайки, встреча с Придоровым, второе замужество.

Если бы она раньше не слышала, что Луговой погиб! Если бы она теперь знала, что он действительно жив!

Но Льола этого не знала, а теперь имела вот это, никем не подписанное, ничем не подтвержденное письмо.

Но что же делать, как узнать, наконец, правду о Луговом?

Льола в тихом одиночестве гостиной передумала о всех несчастьях своей истрепанной доли, и когда пришла к заключению, что до сих пор была только игрушкой в руках жизни и людей, то решила, что она сгинет, если и впредь отдастся на волю судьбе.

Как уйти от Придорова? Что сделать, чтобы вернуть утерянную волю?

Стали складываться мысли о работе. Только в собственном заработке было ее спасение от пут мужа. Стать на собственные ноги, суметь заработать себе на хлеб. А после этого не страшен был бы Придоров, и радостным могло быть возвращение Лугового, если только он действительно жив.

У нее кружилась голова.

Льола поднялась. Она решила придумать предлог для поездки с Придоровым в Москву, куда он, несомненно, скоро опять соберется, поставить мужа перед угрозой скандала, но заставить взять ее с собой.

На этом решении Льола и остановилась. Письмо сложила и заделала в свою выходную сумочку под подкладку, чтобы его не нашел Придоров.

Легче стало на сердце. По крайней мере было к чему стремиться и из-за чего жить.

Она шагнула к окну и увидела, что голуби куда-то улетели. Улица продолжала шуметь. Но, взявшись рукой за подоконник, она вдруг остановилась, оцепенев от мысли, до сих пор не приходившей ей в голову.

«А мальчик? Ленька?»

Хорошо было лелеять мечту о встрече с Луговым, останься она не изменившей ему, хранительницей его счастья. Она же не только что сама отдалась в кабалу Придорову, но отреклась от материнства и позволила отнять у себя сына.

Она возмечтала о встрече с Луговым, — отцом отданного в чужие руки ребенка. Но что она ему скажет, произойди эта встреча и спроси он о мальчике:

«Где наш сын?»

Ведь не словами должна будет тогда отвечать Льола, а истоптанной и оплеванной, как половица грязного порога, совестью. Она скажет: Придоров заставил мальчика отдать в приют. Но какое дело Луговому до этого животного — Придорова? В какое царство ввел ее этот наглый проходимец, каким счастьем вскружил ей голову, что она собственное дитя не пожалела принести ему в жертву и сбыла с рук, только бы быть приживалкой Придорова?..

Льола ахнула и снова заметалась по комнатам. Теперь надо было думать не только о себе, но и о том, как возвратить сына, как восстановить свои материнские права на ребенка. Ей пришло в голову, что Ката не откажет взять ребенка на время к себе. И тогда она надумала, как ей должно поступить. Она наметила план действий по отношению к мужу.

Когда пришел Придоров, она была внешне спокойна и не показала виду, что теперь у нее только одно желание: дождаться первой возможности, чтобы переиначить свою жизнь.

Придоров произвел, по заданию заведующего отделом, срочное обследование завода жестяных изделий и немедленно же должен был представить товарищу Леонову доклад о результатах обследования. Он делал вид, что не знает, чего хочет добиться обследованием Леонов. Но в отделе уже говорилось, что заведующий не верит прежнему директору завода и что Леонов наметил поставить туда одного из своих старых друзей. Этот вопрос поднимался и раньше, но на защиту заводского директора, весьма легко относившегося к отсутствию на заводе дисциплины, выступил завком. Правление профсоюза потребовало обсуждения вопроса, возбудило дело в партийном комитете, и сегодня предстояло заседание коллегии отдела с участием представителей от партии и союза.

Придорову нетрудно было собрать материал, устанавливающий разорительное количество прогулов на заводе, непроизводительный расход материалов и безразличное к этому отношение директора. Но он, кроме того, раскопал в делах завкома несколько положенных под сукно жалоб на приставание директора к работницам — штамповщицам и паялыцицам ведер, а в деле по поводу увольнения одной из работниц установил спайку между директором и предзавкомом. Директор-скороспелка, прежде служивший табельщиком на этом же заводе, храбрился, выставив перед Придоровым свою незаменимость, но ревизовавшего завод эксперта это заставило только злорадно улыбнуться.

В секретариате отдела Придоров составил несколько статистических сводок и написал доклад. Главного — копий жалоб — не приложил и ссылки на них в докладе не сделал, а ограничился характеристикой производственной стороны предприятия. Прочитав еще раз черновик доклада, сдал его на машинку и после этого выбрал минуту, чтобы проникнуть к заву.

Леонов — старый партиец, когда-то сам рабочий-инструментальщик, поднимал в городе металлургическое производство и все силы убивал на то, чтобы очистить завод от всякой дореволюционной скверны. Он оперировал, используя в одних случаях знания специалистов, в других, наоборот, профсоюзную или партийную организованность рабочих против рвачества чуждых рабочему делу элементов. В Придорове также чувствовал рвача-специалиста, но ни на чем его не поймал по службе и использовал для различных поручений, не высказывая никаких подозрений.

Он сам как раз хотел вызвать эксперта, когда тот вошел в кабинет. Леонов отодвинул от себя бумаги, предложил подчиненному папиросу, и Придоров, любивший курить лишь заграничные сигары, ради компании не отказался закурить из коробки зава.

— Я кончил обследование и написал доклад, перепишут сейчас его, я подпишу и передам вам…

— Да? Ну, что на заводе? Все болтается, как яичница?