Семён Васильченко - Не той стороною

— Вот об этом я и пишу, здесь у нас уже давно лежали запросы. Я получила каталог от одной библиотеки, сделала подписку и на-днях пошлю книги.

— Да у вас компания оказывается скорошвёй-скоробрей. Молодцы! Ну, работайте, а после работы пойдем ко мне, почаюем. До свидания!

Резцова, видимо, вела курс на дружбу с молодой женщиной, и Льолу радовало, что она сама понравилась энергичной Татьяне Михайловне, приятельнице Стебуна.

Так устанавливались у нее новые связи.

Между тем Придоров еще был в Москве, ища случая увидеть жену, и однажды натолкнулся на Льолу.

Он немедленно же после всего происшедшего принял меры к тому, чтобы о скандале с женой никто из знакомых не знал. Не подал никому вида о том, что у него что-нибудь изменилось в семейном положении. Внутренне же от злобы у него мысли одна за другой шли вприсядку.

Первое время он почти был уверен, что Льола возвратится, растратив те несколько десятков рублей, которые он ей сунул впопыхах в тот вечер, когда она ушла от него.

Но вот он увидел ее выходящей вместе с другими сотрудниками из Главполитпросвета.

Он не поверил сначала своим глазам. Пользуясь тем, что Льола его не замечала, прошел несколько шагов сзади и из разговора жены, шагавшей с Резцовой, убедился, что говорят они о просвещенческой работе в каком-то отделе общего для обеих женщин учреждения.

Придорова как кипятком обдало, и он отстал.

Но, пройдя десяток шагов, он передумал и решил зайти наперед, для того чтобы сразу выяснить, чего он может ждать от жены. Его выводило из себя ее бегство. Если бы она теперь возвратилась к нему, он временно даже удержался бы от мести.

Лучше всего было бы, если бы Льола не нашла себе пристанища и убедилась, что без него не проживет. Тогда он простил бы ее, и уж она не мудрила бы впредь. И, надеясь на это, он заранее предвкушал радость того, что победа будет на его стороне. Чего он, однако, не мог ожидать — это того, что Льола уже работает с большевиками.

«Неужели она и оставила его для того, чтобы наговорить им на него?»

Придоров позеленел от одной мысли о возможности такой цели у Льолы.

«Надо вывести тебя, милая, на чистую воду!» — подумал отвергнутый муж и заспешил другой стороной улицы обогнать жену.

Льола рассталась с своей спутницей, и тогда Придоров пошел жене навстречу. Она увидела его переходящим улицу и слегка побледнела. В первое мгновение хотела повернуть назад и бежать, но, одумалась, решила дать отпор. Чуть-чуть выпрямила шею, поднимая выше голову и прищурившись презрительно, продолжала итти.

Придоров подошел к Льоле, еле сдерживая под внешним спокойствием дергавшую его злобу. Чувствуя, что жена не только не даст руки, но даже не повернется, чтобы остановиться, он постарался стать с ней в ногу и зашагал рядом.

— Я не понимаю этих штучек, мадам Придорова! Объясните мне пожалуйста, вы давно, уже с большевистскими комиссарами шашни ведете, что оказались в их компании?

Его распирало от бешенства.

Льола начала волноваться и, возмущенная наветом ненавистного ей человека, побледнела.

— Это не ваше дело! Если вам что-нибудь нужно от меня, то говорите, а затем оставьте меня в покое.

— А!.. Я хочу поговорить с вами.

— Что вам угодно?

— Пройдемте, сядем на бульваре, я скажу — что.

Льола, не отвечая, прибавила шагу.

— Пойдете вы?

— Нет.

— Га!.. Большевики значит бедную буржуечку приютили и пригрели… Знаем, чем за это буржуечкам приходится расплачиваться. Думаете, они даром няньчиться будут с вами?

Вся кровь хлынула Льоле в лицо. Она переступила несколько шагов, точно вслушиваясь в то, что сказал Придоров, и оглянулась.

Они были у Трубного рынка, на пересечении бульварного кольца. На перекрестке стоял милиционер.

Увидев его, Льола остановилась, пробежала взглядом по фигурам прохожих и, чтобы не привлекать их внимания, с видимым спокойствием произнесла:

— Вот что, слушайте, вы, скот! Я знаю, что вас затронуло и чего вы боитесь… Так имейте в виду: если бы у большевиков только и заботы было, чтобы душить персидским порошком всякую дрянь, я бы уже давно кому-нибудь из них указала на вас. Но у них и дел и сил больше, чем вы думаете. Не до вас ни им, ни мне. До поры до времени подличайте. Но имейте в виду: если вы еще раз подойдете ко мне или скажете что-нибудь о людях, которые ко мне подошли, как не подходили еще никто из такой братии, как вы, вы, мосье Придоров, нарветесь!.. Уходите, иначе я позову милиционера!

И Льола пошла, оставив мужа на улице.

Придоров судорожно, мигнул несколько раз глазами, но не проронил ни звука. Только опомнившись через мгновение, он вдогонку угрожающе бросил:

— Хорошо!

Льола не слышала. Она почти бежала, вся дрожа и сотрясаясь внутренне от вспышки гнева.

Если не считать скандального разрыва с женой, то во всех других делах Придорову везло.

Он приехал попытаться получить еще раз фиктивную командировку вроде той, которую получил, когда привозил Льолу с собой в Москву в первый раз. Поручение, возлагавшее на него обязанность сделать проводку электричества на заводе в Георгиевске и не потребовавшее даже его поездки туда, было очень выгодным для него, и он рассчитывал, что могло наклеваться еще что-нибудь в этом же роде.

Первые дни ему ничего не удавалось. Потом разразился скандал с женой и с Фиррой Файман. Жена оказалась бесповоротно потерянной, а с Фиррой можно было еще разговаривать. Ее можно было наконец подкупить.

Чудодейная дочь торговца деньгам не придавала особой цены, получая их достаточно от отца, но она из себя выходила от зависти к тем модницам, которые получали новые редкие наряды из-за границы. Когда Придоров встретился с ней, чтобы оправдаться за столкновение с женой, она действительно с ним легко помирилась, но только под условием, что он, немедленно разузнав, как это делается, выпишет ей заграничный костюм и те предметы для модного туалета, которые в Москве достать было нельзя.

Придоров облегченно согласился.

В один из ближайших же дней он пришел в иностранный отдел Госбанка, для того чтобы выменять на червонцы долларов и послать деньги в Германию, которая установила с советами регулярные торговые и почтовые отношения.

Он произвел эту операцию и хотел уже уходить, но, проведя взглядом по банковскому залу, остановился.

У решотки кассы беспомощно озиравшийся иностранец, немец типа чемоданистых нуворишей, обратился за объяснением банковских порядков к спешившему из банка артельщику-русачку.

Артельщик, не поняв ломаной чужой речи иностранца, что-то попробовал объяснить, а затем заспешил уходить и, махнув рукой, оставил спрашивавшего без ответа.

Иностранец с растерянным недоумением проводил его глазами и оглянулся на Придорова.