Валерий Попов - Жизнь в эпоху перемен (1917–2017)

Просо еще казаки любили, брали с собой в поход: из горсточки получается целый горшок сытной каши, да к тому же еще и румяной!

И тут же, во время посевной, я чуть было не сел в тюрьму! Высеял я первый мешок, засыпал в сеялку второй. Конная сеялка (две лошади тащат) едет вдоль борозд и высыпает просо кучками, через определенный промежуток. Засыпал третий мешок, за ним четвертый. Сам ехал на сеялке, за ее работой следил. Засеял все поле, которое мне под просо было отведено. Солнышко теплое светит, голову пригревает, жаворонок заливается над полем. Полное счастье!

Вдруг навстречу мне по дороге катит Краюшкин на высоком тарантасе.

— Тпррру!

Остановился и с высоты ко мне обращается:

— Засеял?

— Засеял.

— Всё?

— Всё.

— А почему же тогда в сарае у тебя еще мешок посевного материала остался? Для личных нужд сэкономил? Или с целью вредительства? Разберемся!

Пришли мы с женой Алевтиной в семенной сарай — а там уже два милиционера сидят, оставшийся мешок охраняют.

Косушкин появляется.

— Ничего! Скоро приедет следователь, он разберется.

Стали мы думать с Алевтиной, как же так вышло. Она сильная, собранная, а в минуту опасности даже веселая была — частушки хулиганские пела… хотя и дочь вице-президента Академии сельхознаук.

Подумали с ней — и поняли, в чем опасность. Ящички сеялки открываются от поворота колеса, а после дождя по мокрой колее колесо иногда скользит и не вертится, и ссыпной ящик не открывает. Неужели пропуски были? Но я же следил за колесом, глаз не сводил — оно железное, высокое, спицы мелькали. Вроде не так скользко уж было — дождь шел ночью, и не сильный… Но вот приедет следователь сейчас… Они дождем не интересуются, вредительство ищут!

Меня вызвали к Косушкину. Алевтина со мной пошла. Рядом с Косушкиным сидит следователь. Рябой, хмурый, хотя довольно еще молодой. Почему-то с некоторым изумлением на Алевтину посмотрел. Она тоже как-то вздрогнула. Что такое?

— Объясните, как это получилось? — он спросил.

Я довольно связно изложил, что прокручивания колеса, а значит, и перебоев в работе сеялки не наблюдалось — внимательно следил. Мы с Алевтиной речь заранее отрепетировали.

— Идите. Я разберусь.

Вечером мне Алевтина сказала:

— Пойдем к нему. Я знаю, где он остановился. Он у отца аспирантом был. Потом его призвали в НКВД. Поговорим — он мужик неплохой.

— Нет. Я работаю честно — меня не в чем винить!

— Дурак!

Но была надежда у меня — раз человек работал в сельском хозяйстве, должен же понимать и сочувствовать, а не головы рубить!

Заснули, а чуть проснулись — сразу в контору пошли, следователь там остановился. Стучали — не открывает. Волновались, не скрою. Но тут секретарша Косушкина, Веселая Маня ее звали, подошла…

— Все! — говорит. — Богу молитесь! Проверяющий честный попался. До самой темноты по колее ползал, зерна считал. И вот заключение написал: «Высев зерна соответствует норме».

— Где же он? — Алевтина обрадовалась. — Надо хоть спасибо ему сказать!

— Уехал уже.

И взошло просо! Довольно пестрая картина передо мной открылась. Разные метелки проса очень отличаются, по виду и цвету зерна. Просто разнобой какой-то! И ярко-красные зерна, и желтые, и черные, и оранжевые, и бежевые. Есть и пестрые, и полосатые: красное на белом, серое на белом. Зерна проса очень мелкие, но цвет так и бьет в глаза! Отличаются также и по размеру, и форме — шаровидные, продолговатые. Разгулялась природа! Или это люди так зерна перемешали в свое время? По небрежности? Или почему-то так надо? И вот теперь эту загадку, уходящую корнями в столетия или даже в тысячелетия, я должен разгадать! Зерна перебирал пинцетом, думал. Алевтина обижалась порой: «Ты хоть слышишь меня? Я тебе жуткие вещи рассказываю, а ты все — „Прэлестно! Прэлестно!“ Что прелестного-то?!». — «Да-да! — отвечаю. — …Сейчас!»

Зерна вручную собирал, стебель серпом срезал. На комбайн тут надеяться нельзя — комбайн все снова перемешает. С серпом ходил — люди смеялись: «Так ты высоких урожаев не соберешь!» — «Да я человек скромный», — отвечал.

Решил я для начала строго разделить семена по цвету и форме. Это вроде несложно. Но трудоемко. Каждый стебель отдельно срезать, потом молотить и складывать в отдельный мешочек, бирку надписывать и привязывать… Так что я даже времени не замечал. Иногда только поднимал глаза: чего-то темно стало? О — уже вечер опять! Все поле разобрал «по метелкам», каждый цвет в отдельный мешок, и в посевную высеял четко — каждый цвет на отдельной делянке. И волновался: никакой гарантии нет, что тот же самый цвет появится, который засеян, — природа причудлива и даже упряма — человеческое желание не учитывает, словно назло. И даже задумывался: откуда у ней эта злая воля берется? Кто-то управляет? Но как это можно — управлять такой огромной природой — против воли человека? Вопросы такого порядка занимали меня.

Но вот просо взошло. Пока только стебли. Угадать дальнейшее было нельзя. Оставалось только ждать. И вот — цветение началось. Но цветы на всех стеблях одинаковые, никакого намека на то, какие будут зерна. И вот — созревание. Стали в метелках зерна завязываться и зреть. И вот — о счастье! — большего счастья, может, и не было в жизни моей: на каждой отдельной делянке — строго одного цвета зерна! Те самые, которые засевал — но в гораздо большем количестве! Сила земли, солнца, всей природы — к моим усилиям добавились. Значит, природа не так уж всемогуща, человек может ею управлять! Но особо не обольщался. Знал, что природа реванш любит брать. Не в этом году — так в следующем!

Пригласил я других сотрудников станции взглянуть на мои делянки. Все, помню, восхищались: никогда еще такой четкости в посевах проса не видели. Особенно, помню, восхищался новый мой приятель Алексей Кротов — он на этой станции гречихой занимался и вообще в зерновых понимал. Он, помню, все повторял: «Ну ты просто художник! Художник! Настоящую картину на поле нарисовал!».

Очень, помню, восхитило его, что на каждой делянке свой цвет — и при этом — колоссальная разница цвета с соседями. Ну это я специально так подбирал, чтобы заметнее было. Даже Косушкин среагировал: «Какую-то шахматную доску изобразил. Смотри — доиграешься». Но и новые друзья — молодые коллеги — сказали, что из его уст это, считай, комплимент — обычно он более жуткие оценки выдает.

Ну конечно, все эти делянки я пронумеровал, сфотографировал и к осени стал смотреть — у какого цвета метелка тяжелее, побольше зерен и покрупней. Отобрал самые урожайные делянки, обмолотил — и меня уже целые мешки образовались перспективных семян! А в декабре у меня, 1939 год был, — сын родился, Валерий!

К весне много книжек прочел — в том числе тестя моего, академика Мосолова, Алевтининого отца — он как раз специалистом был по подготовке полей к севу. Вспомнил заодно, чему в институте учили, в аспирантуре. И главное понял — что хотя много уже веков просо сеют, никакой глубоко продуманной программы в этом вопросе нет. И — составил свою программу.